массы внутреннихъ враговъ, на умы-же остальныхъ — повліять словомъ убѣжденія. Наконецъ, назначено въ честь меня благодарственное молебствіе безсмертнымъ богамъ 49), за ихъ особенную милость къ намъ, — достичь чего мирнымъ путемъ, отъ самаго основанія города, выпало на долю мнѣ — «за то», говорится въ декретѣ, «что я спасъ столицу отъ пожара, ея населеніе отъ смерти, Италію отъ войны». Если сравнить поводъ къ настоящему молебствію съ поводами къ остальнымъ молебствіямъ, между ними, пожалуй, окажется разница въ томъ, что прежнія назначались за хорошее управленіе государствомъ, нынѣшнее, единственное, — за его спасеніе.
Что̀ слѣдовало сдѣлать всего прежде, сдѣлано, приведено въ исполненіе: хотя П. Лентулъ, уличенный какъ свидѣтельскими показаніями, такъ и собственнымъ признаніемъ, лишенъ, по опредѣленію Сената, не только претуры, но и гражданскихъ правъ, онъ все-таки и лично отказался отъ должности, слѣдовательно, мы можемъ со спокойною совѣстью наказать П. Лентула, не состоящаго на государственной службѣ, какъ знаменитый Г. Марій могъ со спокойною совѣстью убить Г. Главцію, претора, относительно котораго не было издаваемо никакихъ именныхъ декретовъ.
Вы должны теперь понять, граждане, что послѣ минованія угрожавшихъ столицѣ опасностей Катилина лишился всякой поддержки; всѣ его надежды и разсчеты рушились: преступные виновники самой гнусной и опасной войны уже въ вашихъ рукахъ, въ вашемъ распоряженіи. По крайней мѣрѣ, приглашая выйти его изъ города, я, граждане, зналъ заранѣе, что, съ уходомъ Катилины, мнѣ нечего будетъ бояться ни сони П. Лентула, ни толстяка Л. Кассія, ни бѣшенаго наглеца Г. Цетега. Изъ всѣхъ этихъ негодяевъ страшенъ былъ одинъ онъ, но и то до тѣхъ поръ, пока находился въ стѣнахъ столицы. Онъ все зналъ, умѣлъ подойти къ каждому, могъ, не стѣсняясь, втянуть его въ разговоръ, выпытать его
