въ сторонѣ эти дѣла давно минувшихъ дней, — тѣмъ болѣе, что ни для кого не составляютъ тайны твои болѣе позднія преступленія, въ которыхъ, кстати, нѣтъ недостатка, — сколько разъ пытался ты убить одного меня, десигнированнаго консула, сколько разъ — когда я уже носилъ консульское званіе! Сколько разъ уклонялся я отъ твоихъ нападеній, по твоему разсчету, казалось-бы, неизбѣжныхъ, спасался отъ нихъ, какъ говорится, исключительно небольшимъ отклоненіемъ корпуса! Ты ничего не можешь добиться, довести до конца — и всетаки не хочешь отказаться отъ своихъ попытокъ и желаній! Сколько ужъ разъ вырывали у тебя изъ рукъ ножъ убійцы, сколько разъ выпадалъ онъ или выскользалъ случайно; однако-жъ тебѣ не обойтись безъ него ни минуты! Вѣроятно, онъ освященъ какими-нибудь обрядами и посвященъ богамъ 7), — по крайней мѣрѣ, ты считаешь своею обязанностію обагрить его въ крови именно консула!
И какъ-же незавидно твое положеніе, особенно въ настоящемъ! Теперь я намѣренъ говорить съ тобой такъ, чтобы мои слова сочли внушенными не ненавистью къ тебѣ, чего тебѣ слѣдовало-бы ожидать, а состраданіемъ, котораго ты отнюдь не заслуживаешь. Сейчасъ ты вошелъ въ Сенатъ. Кто изъ нашего многолюднаго собранія, изъ толпы твоихъ друзей и знакомыхъ поздоровался съ тобою?.. Если ни съ кѣмъ никогда не случалось ничего подобнаго, зачѣмъ-же ждать тебѣ словеснаго осужденія, когда надъ тобой произнесли грозный приговоръ — молчаніемъ? Ну, а чѣмъ объяснишь ты тотъ фактъ, что при твоемъ приходѣ опустѣли скамьи сосѣднія съ твоей и что, едва ты сѣлъ, поднялись со своихъ мѣстъ всѣ бывшіе консулы, много разъ осужденные тобою на смерть, и совершенно очистили эту часть скамеекъ? Неужели-же и на это ты думаешь смотрѣть равнодушно? Если-бъ мои рабы боялись меня такъ, какъ боятся тебя всѣ твои сограждане, клянусь, я счелъ-бы своимъ долгомъ уйти изъ своего дома, ты-же — не признаешь нужнымъ для себя удалиться изъ столицы?.. Затѣмъ, если-бъ я видѣлъ,
