лишь Кв. Лутаціемъ Катуломъ Капитолійскимъ не скрылъ Катилина своихъ намѣреній, ошибочно считая его своимъ другомъ. Катилина писалъ, что чувствуетъ себя глубоко оскорбленнымъ политикой, помѣшавшей ему добиться консульства, и рѣшается взять на себя дѣло своихъ несчастныхъ согражданъ, видя, что правительственная власть находится въ рукахъ недостойныхъ лицъ. Катулу-же поручалъ Катилина Орестиллу. Для осуществленія своихъ намѣреній онъ выбралъ удобный моментъ: въ Италіи почти не было войска; Помпей боролся съ Митридатомъ, Сенатъ былъ безсиленъ.
Отъѣздъ Катилины подалъ поводъ къ различнымъ толкамъ. Нашлись люди, которые обвиняли консула въ томъ, что онъ выпустилъ врага отечества. 9-го ноября Цицеронъ произнесъ вторую рѣчь. Въ ней онъ, съ одной стороны, старался успокоить умы согражданъ, объяснить имъ истинное положеніе дѣлъ, съ другой — запугать оставшихся въ столицѣ вождей заговора и оправдаться во взводимомъ на него обвиненіи. Въ его рѣчи проглядываетъ торжество; но въ то-же время нельзя не сознаться, что онъ не долженъ былъ-бы выпускать изъ своихъ рукъ главы заговора.
При вѣсти объ удаленіи Катилины, Сенатъ объявилъ его вмѣстѣ съ Манліемъ врагами отечества и лишилъ правъ гражданства. Назначенъ былъ новый наборъ. Всѣмъ возставшимъ, кромѣ убійцъ, обѣщали полную амнистію, если они сложатъ къ сроку свое оружіе. Консулъ Антоній долженъ былъ принять начальство надъ войсками, Цицеронъ — оставаться въ Римѣ и наблюдать за его спокойствіемъ.
Какъ первый, такъ и второй декреты Сената не произвели на приверженцевъ Катилины никакого дѣйствія: ни одинъ изъ нихъ не прельстился обѣщанными наградами, ни одинъ не открылъ подробностей заговора, ни одинъ не ушелъ изъ лагеря Манлія, — на-
