а въ храмъ Юпитера-Статора. Храмъ стоялъ на сѣверномъ склонѣ Палатинскаго холма, на Via Sacra, и представлялъ изъ себя природную крѣпость. Кромѣ того, онъ былъ оцѣпленъ множествомъ вооруженныхъ всадниковъ.
Какъ ни въ чемъ ни бывало, Катилина, въ качествѣ бывшаго претора, явился въ Сенатъ, гдѣ консулъ, возмущенный его дерзостью, произнесъ противъ него свою знаменитую первую рѣчь. Напрасно силился Катилина оправдываться во взводимомъ на него обвиненіи, напрасно, съ потупленными взорами, умолялъ сенаторовъ не вѣрить распускаемымъ про него дурнымъ слухамъ, напрасно осыпалъ оратора отборною бранью, — его не слушали. Разомъ опустѣли находившіяся рядомъ съ нимъ скамьи сенаторовъ. Рѣчь его поминутно прерывали громкіе крики: «Измѣнникъ! Убійца!» Катилина пришелъ въ бѣшенство. «Всюду вижу я однихъ враговъ», воскликнулъ онъ, «они сами доводятъ меня до крайности; но зажженный ими противъ меня пожаръ я потушу ихъ-же кровью!» Катилина рѣшилъ предупредить вооруженія республики и въ глухую ночь съ 8-го на 9-е ноября выѣхалъ изъ Рима. Нѣсколько дней онъ провелъ въ окрестностяхъ Арретіи въ 13 м. отъ столицы (н. Arezzo), у Г. Фламинія Фламмы, быть можетъ, ветерана Суллы, занимаясь раздачей оружія. Въ мѣстѣчкѣ Авреліи (н. Monte Alto) ждалъ его конвой изъ трехъ сотъ всадниковъ, подъ прикрытіемъ котораго онъ прибылъ, спустя около мѣсяца послѣ выѣзда изъ Рима, въ лагерь Манлія, гдѣ провозгласилъ себя консуломъ, при чемъ даже поддѣлалъ знаки своего достоинства. Чтобы сбить съ толку своихъ противниковъ, Катилина написалъ съ дороги нѣсколько писемъ къ правительственнымъ лицамъ, гдѣ выставлялъ себя невинной жертвой, и объявилъ о своемъ намѣреніи удалиться въ Массилію (н. Марсель). Подобный-же слухъ распустили по городу и его сообщники. Передъ однимъ
