Это значение мощей, как того блестящего предмета, который держит перед глазами усыпляемого искусный гипнотизер, прекрасно поняли церковники и в России.
Фабрикации церковниками самых разнообразных мощей кроме того способствовали причины политические.
Правящие классы во главе с духовенством, создавая какой-либо новый административный или торговый центр, старались снабдить его соответствующими „святынями“: мощами, частицами мощей или же, наконец, чудотворной иконой. Известна в этом отношении практика удельных князей, заботы „собирателя Руси“ Иоанна ІІІ о снабжении Москвы — этого по его выражению — „третьего Рима“ самыми разнообразными святостями, и особенно богато открытиями мощей на политической почве („в целях отвлечения народа от внутренних нестроений“ — как писали тогда в официальных актах) последнее царствование Николая Романова¹)[1].
В царствование, например, Николая Павловича, особенные заботы правящих классов во главе с духовенством были обращены на город Воронеж и позже на Задонск, где одни за другими появляются мощи Митрофана Воронежского и Тихона Задонского, в свое время, как известно бывших в добрых отношениях с царским двором, прославившихся своими „патриотическими доблестями“, что однако не мешало им обоим при жизни в качестве епископов в достаточной мере эксплоатировать на религиозной почве темные и доверчивые массы.
Духовные отцы со всей настойчивостью старались внушить наиболее отставшим в умственном отношении крестьянским массам, что данные святые не только должны считаться покровителями местного воронежского края, но и вполне заслуживают, по своей особой святости, всероссийской популярности.
Толпы обманутых паломников стекались в Задонск и Воронеж со всей России, путешествуя месяцами, тратя последние свои сбережения, как на дорогу, так и на то, чтобы приобрести от „мощей“ как можно больше крестиков, колечек, образков, святой водицы, лампадного масла и прочих амулетов, по уверению церковников, обладавших чудесной и „многоцелебной“ силой.
В богатейших монастырях, в которых находились чудотворные мощи „святителей“, монахи развили в широком масштабе спекуляцию на религиозных чувствах народа, которая давала им возможность вести широкую, чуждую каких-либо лишений жизнь.
Для привлечения богомольцев в стены монастыря духовными отцами была сфабрикована легенда не только о чудесной силе мощей, но и об их нетленности.
Так, например, в изданном синодом юбилейном сборнике о мощах Тихона Задонского утверждалось: „Тело св. Тихона, несмотря на 78‑летнее пребывание в земле, благодатию божиею сохранилось нетленным“¹)[2].
Относительно мощей Митрофана Воронежского мы имеем любопытный „всеподданнейший доклад святейшего синода“, от 19 июня 1832 года.
Из этого доклада, мы узнаем, что Митрофан являлся первым воронежским епископом, что его хорошо знали при царском дворе и особенно отличал Митрофана царь Петр.
„Нелицемерная приверженность его к государю и отечеству,— читаем мы в этом докладе,— свидетельствуется между прочим неоднократными и значительными приношениями из доходов архиерейского дома на содержание войска²)[3].
Из этого же документа и других видно, что „тело святителя найдено нетленным“.
Так, обращаясь к Николаю I Синод писал:
„Сохранившиеся доныне верные сведения о святой жизни и патриотических доблестях его, а также известие о нечаянном открытии нетленности его тела при исправлении каменного помоста в Воронежском кафедральном соборе, побудили и т. д.
Далее говорится:
„При перенесении гроба сего святителя, как в первый раз (в 1718 году — через 15 лет после смерти), так и во второй (в 1735 году — через 32 года после смерти) тело его обретено нетленным“.
При освидетельствовании могилы Митрофана в 1832 году (т.‑е. спустя 128 лет после смерти) „духовные особы, назначенные для дознания“ перед торжественным открытием мощей донесли Синоду, что „1) гроб святителя находится в могиле, устроенной во влажном черноземе,
