друг другу хорошие товарищи, и заключают свой союз.
В пролетарском брачном праве всякое принуждение и надобность в божественной или уголовной репрессии отпадает, становится бессмысленной. Коль скоро государство берет на себя обязанность воспитания детей, уничтожается, таким образом, последняя преграда для установления человеческих, чуждых торгашеских и грубо-материальных интересов, отношений, — последнее основание для элемента принудительности в сожительстве, принудительной брачной каторги. С проведением социализации земли и полного равноправия для женщины-крестьянки и в деревне оказываются на лицо основные условия для изменения брачных отношений и брачного права на новых основаниях, чуждых полицейского церковного принуждения, в каком нуждался мелкий хозяйчик, а равно и сама буржуазная несамостоятельная женщина-мать. Тоже самое происходит и со всею моралью, со всеми божественными правилами, усвоенными трудящимися в эпохи рабства, крепостничества, капитализма. Тоже самое можно сказать о всей христианской морали, которую священники стараются изобразить самой высокой, независимой якобы от житейских отношений. Говорят, что она высока, ибо что же может быть выше, как любить не только ближнего, но всех эксплоататоров и угнетателей. Высота эта при ближайшем рассмотрении оказывается очень и очень сомнительной, во-первых, потому, что мораль эта в конечном счете за несоблюдение ее на земле грозит всеми муками ада в вечности, а главное, если крестьянин или рабочий обнаруживает склонность не любить помещика или капиталиста, т.-е. не повиноваться установленным ими законам и не отдавать задаром свой прибавочный труд, то помимо будущих мук, такому крестьянину или рабочему ассигнован целый арсенал здешних, очень реальных мук. Таким образом, в сущности христианская мораль для труженика всегда сводится к основному правилу: люби, т.-е. будь смиренен и послушен эксплоататорам, ибо только такое твое поведение признается одобрительным, следовательно, моральным, и оно же является для тебя и единственно выгодным, ибо непокорство и бунт против эксплоататора все равно обеспечат тебе только лишние страдания, как на земле, так и в вечной жизни, где уже не полиция и суд, а сам Бог подтвердит справедливость земного твоего наказания посадкой тебя в вечную огненную ванну.
Таким образом, любовь (покорность) из под палки, возводимая в число высших христианских добродетелей, любовь, которая всегда имела в сущности значение, как указание на обязанности угнетенных классов по отношению к высшим, не обязательные для самих высших (им разрешалось довольно безнаказанно грешить против сей высокой морали и даже для них была обязательна обратная мораль, рекомендующая как можно сильнее лупить своих врагов, а также восстающих рабов), для трудящегося человечества, кроме покорности и рабства, никакого реального выхода не давала и не имела в виду давать. Идеалом христиански вымуштрованного раба является такой раб, который в самом своем рабстве видит заслугу перед верховным хозяином. Это великолепно выражено в христианском правиле: „рабы, повинуйтеся не токмо за страх, но и за совесть“. И хозяева-язычники в Риме и в Греции уже первых веков христианства ценили весьма дорого христиан-рабов. Если же взять всю историю христианской эпохи, то любовь в междуклассовой и в международной политике за любой период не играла никакой роли; самым ярким примером этого может быть т. наз. крестовые походы, снаряжавшиеся под предлогом архирелигиозным — ради освобождения гроба умершего бога. По существу это был сплошной мордобой и грабеж.
Для освобождающегося от старых производственных отношений рабочего и труженика — крестьянина христианская мораль, любовь из-под палки и ради избежания небесной палки, т.-е. огненной ванны, совершенно непригодна. Наша мораль и наша любовь основана начисто земном трудовом принципе, на солидарности всех трудящихся в борьбе их против всех эксплоататоров и в борьбе их с природой. Поэтому любовь наша активна, полна гнева и страсти, как всякая настоящая любовь. Мы впервые освободим человечество от эксплоататоров всех мастей, ибо впервые в истории человечество стоит перед самым осуществлением этой действительно высокой и по об’ективным данным разрешимой задачи. Изменившиеся в самом их корне производственные отношения настоятельно требуют перестройки всей жизни
