но, то оно и преступно и требуется репрессия. И суд, как боевой пролетарский орган борьбы с классами и группами, наносящими вред Советскому строю, должен принять меры к устранению этого вреда. Перед вами лежит дело Бейлиса! Здесь вы слышали текст запроса членов Госуд. Думы за подписью 11 думских священников во главе с Пуришкевичем, Замысловским, Марковым 2-м. Чье же дело продолжали подсудимые? А во что обходятся эти гробики? Спросите у еврейской бедноты, спросите у рабочих, спросите у истории!
Защита говорит, что тут нет, собственно, агитации. Как? Самые эти тропари, кондаки, проповеди и акафисты разве перестают быть агитацией только потому, что их произносят люди в рясах и на славянском или латинском языке? А эти месяцесловы, где мифы выдаются за историческую истину… для темных людей! Ведь сами церковники здесь перед светом дня признали эти произведения недопустимы!
Суд предоставляет последнее слово подсудимым.
Настоятель Ковалевский. Я не верю ни в какие ритуальные убийства. Если же кто и думает, что я обманщик… так что хотите, то и говорите. Просто вижу… что никакой веры в бога уже больше нет…
Мошков. Я человек слепой, неграмотный. Пощадите.
Мошкова. Я действительно говорила, что Гавриила замучили жиды, но мало-ли каких монахи глупостей наговорят? Не всему же верить. Я безграмотная.
Диакон Белоусов. Абсурдом я называл и имел в виду не мощи, а истории об ритуальных убийствах. Молчалинство отношу к субординации, к естественному послушанию воле начальства.
Председатель. Не считаясь ни с чем?
Диакон Белоусов. Да. А что касается до состояния моего на советской службе, то я слышал, что иерархи наши вам разрешают служить.
Председатель. Ну, а если начальство воспретит служить на советской службе?
Белоусов. Тогда я уйду с церковной службы…
Прения об’являются оконченными. Суд уходят на совещание.
Приговор:
Народный Суд выслушал показания обвиняемых, их последнее слово и показания свидетелей, экспертизу, речь представителя общественного обвинения и защиты и взвесил все обстоятельства данного дела.
На суде все обвиняемые открещиваются от мощей т. н. мученика Гавриила, называя их „гостем" (святым, чужим, привозным) в даже неудобной вещью для собора. Между тем обвиняемые, в частности Ковалевский и Кузнецов, часто вспоминали об этой неудобной вещи, служа вокруг нея молебны, якобы по просьбе посетителей. Будучи академиками, получившими высшее духовное образование, и занимая пост настоятеля и протоиерея в одном ив выдающихся соборов г. Москвы, эти лица не могли не знать историю мощей отрока Гавриила, служившего в свое время предметом, с которого было скопировано русскими черносотенцами убийство Андрея Ющииского в Киеве (процесс Бейлиса 1912 г.). Посему Суд убежден, что все отрицания и открещивания обвиняемых на суде от мощей отрока Гавриила есть не что иное, как затушевка данного процесса, и что ящик с мощами т. н. мученика Гавриила, представляющий из себя грубейшую подделку под усыпальницу „мощей" отрока Гавриила (по словам Кузнецова, аляповатую), хранился до поры до времени, передвигался с места на место и мог бы совершенно исчезнуть, по словам Кузнецова, без шума, в надежде на лучшие времена, когда бы можно было с ним открыто, без опаски, производить манипуляции, и в том числе и человеконенавистничество, для чего собственно и был предназначен этот ящик, с тем именно и не был внесен в опись предметов культа в соборе — из боязни, что он будет уничтожен рабоче-крестьянскою властью и что уверения обвиняемых, что они никакой национальной вражды не преследуют, не оправдываются в действительности, ибо достаточно врагам трудящихся, хотя бы временно, одержать где-либо победу над трудящимися, как прокатывается полоса погромов, где в первых рядах фигурируют с виду богобоязненные, православные священники. Посему Суд постановил:
Считать гр. Ковалевского и гр. Кузнецова виновными в том, что они, зная, какой характер имеют мощи так. наз.
