в лавре в прописные годы (1747—1749) хозяйство было самое негодное“[1].
В качестве одной из главных причин столь быстрого и столь значительного упадка в первой половине XVIII века монастырского хозяйства, мы должны еще указать на монастырские нравы того времени. Эти разнузданные нравы за монастырской стеной делали обычным для монахов, вне зависимости от их ранга и положения, беспечальное, сытое, паразитарное житье, скрытое от внешнего мира дымом золотых кадильниц, звоном лаврских колоколов, потрескиванием восковых свечей у гроба „преподобного“, тою пышностью богослужебного ритуала, который одновременно и поражал и ослеплял каждого приходящего со стороны „богомольца“.
Не следует забывать, что Троицкий Сергиев монастырь представлял собою между русскими монастырями нечто совершенно исключительное в смысле знатности и знаменитости. „Власти“ Троицкого монастыря—архимандрит, келарь и казначей, на ряду других черных монастырских властей, занимали исключительно высокое и исключительно сановное и аристократическое положение. „Троицкая власть“ это было нечто необыкновенно громкое, и потому жизнь этих „властей“ неизменно ставилась на широкую ногу[2].
Штаты 1764 года, пытавшиеся установить для монахов „нероскошное“ житие и ограничить потребности монахов, привыкших к широкой жизни, они все же с трогательной заботливостью учли все мельчайшие нужды „священно- архимандрита лавры“ московского митрополита, и, наряду с другими начальниками епархии, позаботились о городском его помещении и летнем местопребывании, о личных расходах „владыки“, о снабжении его провизией, дровами, материалами, овсом и сеном для лошадей, выгоном для скота, медом и вином, они окружили „священно-архимандрита“ лавры соответствующей „его достоинству“ свитой и определенным составом слуг и дворовых, знающих разные ремесла. В свите его мы встречаем квартирмейстеров, чашников, поваров, гребцов на лодку, истопников, хлебников, пивоваров, приспешников, пивоваренных работников, садовников, портных, бочаров, кучеров, форейторов, конюхов, водовозов, уксусника, скатертника, часовщиков и т. д. и т. д.[3].
С каким необыкновенно широким и „неудобь сказуемым“ размахом жили власти Троицкого монастыря видно из того, что в половине XVIII века для раз‘ездов наместника, келаря и казначея, не говоря уже об архимандрите, на монастырской конюшне стояло более 80 лошадей[4] и что число служителей при архимандритах, когда они жили в Петербурге, доходило до 80-ти слишком человек[5].
Жизнь Троицкой лавры уже накануне XIX столетия отлично охарактеризовал в своих воспоминаниях И. М. Снегирев. Рассказывая о лавре, изобиловавшей „всеми благами“, он пишет: „лавра славилась своими медами, пивами и квасами; виноградные вина выписывались бочками… Перед всенощной в южный и северный алтарь приносились ведра с пивом, медом и квасом для подкрепления клиросных, так что „правый клирос поет, а левый в алтаре пиво пьет“. „За всенощной в алтаре, после благословения хлебов, подавали служащим в чарах красное вино, так что они выходили на величание, что называлось „на хвалитех“. Торжественно забавным бывал поезд архимандрита в Корбужскую баню. Он ехал шестернею в карете, впереди его верхом дьякон в стихаре с посохом, позади телега с разными припасами; пол в бане устилался благовонными травами и цветами. На каменку поддавали венгерским вином, которым окачивался высоко преподобный. В лавре каждому монаху ежедневно отпускались: бутылка хорошего кагора, штоф пенного вина, по кувшину меду, пива и квасу… По принятому обычаю соборные старцы и настоятели носили бархатные и шелковые рясы, исподнее платье с плафными пряжками из серебра и золота, обувались в шелковые чулки. У архимандрита была пряжка на башмаках
- ↑ Голубинский. Сергий Радонежкий, т. стр. 127, прим.
- ↑ Голубинский. Сергий Радонежский, стр. 135—136.
- ↑ Мельгунов. Церковь и государство в России. Наши монастыри стр. 240 прим.
- ↑ Иеромонах Арсений. Летопись наместников, келарей, казначеев, ризничих, экономов и библиотекарей лавры, 2-ое прим. к общим речам о келарях.
- ↑ Иеромонах Арсений. О служках Троицкого Сергиева монастыря, стр. 12 прим. 32.
