отъ страха не смѣли ни кашлянуть, ни слова выговорить.
Когда салатъ вмѣстѣ съ паломниками обмывали у колодца, паломники шепотомъ говорили другъ другу:
— Что такое съ нами дѣлаютъ? Мы тутъ захлебнемся въ этомъ латукѣ; не подать ли голосъ? Но если мы подадимъ голосъ, онъ подумаетъ, что мы шпіоны, и убьетъ насъ.
А пока они такъ разсуждали, Гаргантюа положилъ ихъ вмѣстѣ съ латукомъ на блюдо величиной съ бочку изъ аббатства Сито и, прибавивъ масла оливковаго, уксусу и соли, проглотилъ ихъ, для возбужденія аппетита передъ ужиномъ, и уже пятеро паломниковъ было проглочено, а шестой находился еще на блюдѣ, спрятанный подъ латукомъ, кромѣ посоха, который торчалъ наружу. И увидя его, Грангузье сказалъ Гаргантюа:
— Мнѣ кажется, это рожки улитки, не ѣшьте ее.
— Почему? — спросилъ Гаргантюа, — онѣ вкусны въ этомъ мѣсяцѣ.
И, вытащивъ посохъ, вмѣстѣ съ нимъ захватилъ и паломника и преблагополучно отправилъ его въ ротъ. Послѣ того запилъ громаднымъ глоткомъ вина, въ ожиданіи, пока приготовятъ ужинъ.
Проглоченные такимъ образомъ паломники отлично выбрались изъ его зубовъ и думали, что ихъ заключили въ какомъ-нибудь подземельи замка. А когда Гаргантюа глотнулъ такую уйму вина, то они чуть не захлебнулись у него во рту, а винный потокъ чуть не унесъ ихъ въ преисподнюю его желудка; но, подпрыгивая, какъ михаэлиты[1], опираясь на посохи, они съ трудомъ удержались во рту, забравшись на край его зубовъ. Но на ихъ бѣду одинъ изъ паломниковъ, изслѣдуя посохомъ мѣстность, чтобы знать, находятся ли они въ безопасности, шибко ударилъ въ дупло зуба, задѣлъ челюстяый нервъ и причинилъ сильную боль Гаргантюа, который закричалъ отъ ярости. И чтобы облегчить боль, велѣлъ принести зубочистку и, отправившись подъ орѣшникъ, повытаскалъ изо рта господъ паломниковъ.
Одного онъ поймалъ за ноги, другого за суму, третьяго за карманъ, четвертаго за поясъ, а бѣднягу, который ушибъ его посохомъ, схватилъ за клапанъ у штановъ; но для того это оказалось счастіемъ, такъ какъ онъ проткнулъ ему нарывъ, который мучилъ его съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ они прошли черезъ Ансени. Освобожденные такимъ образомъ паломники бросились бѣжать со всѣхъ ногъ по равнинѣ, а боль у Гаргантюа прошла.
Въ тотъ же часъ Евдемонъ позвалъ къ ужину, который былъ готовъ.
— Я пойду сперва помочиться отъ боли, — сказалъ Гаргантюа.
И помочился такъ обильно, что урина отрѣзала путь паломникамъ, и они должны были перебираться черезъ большой каналъ. Но когда они оттуда пришли на опушку лѣса, то всѣ попадали, за исключеніемъ Фурнилье, въ западню, устроенную для волковъ. Изъ нея они высвободились, благодаря искусству Фурнилье, который перервалъ всѣ петли и веревки. Выбравшись оттуда, они остатокъ ночи провели въ избушкѣ около Кудре, и тамъ утѣшеніемъ въ несчастій имъ служили набожныя рѣчи одного изъ ихъ сотоварищей, котораго звали Притомленный, и онъ доказалъ имъ, что это событіе было предсказано Давидомъ (Псал.):
— Cum exsurgerent homines in nos, forte vivos deglutissent nos[2]; это было, когда насъ пожрали съ уксусомъ, масломъ и солью въ салатѣ. Cum irasceretur furor eorum innos, forsitan aqua absorbuisset nos[3]; это было, когда онъ сдѣлалъ такой большой глотокъ. Torrentem pertransivit anima nostra[4], когда мы перебирались черезъ большой каналъ. Forsitan pertransisset anima nostra aquam intolerabilem[5], отъ его урины, ко-
- ↑ Паломники, отправляющіеся на богомолье въ монастырь св. Михаила на морѣ.
- ↑ Когда люди возстали противъ насъ, они проглотили насъ живьемъ.
- ↑ Когда ихъ гнѣвъ распалился на насъ, они потопили насъ въ водѣ.
- ↑ Потоками залита была душа наша.
- ↑ Вода заливала нашу душу.
от страха не смели ни кашлянуть, ни слова выговорить.
Когда салат вместе с паломниками обмывали у колодца, паломники шепотом говорили друг другу:
— Что такое с нами делают? Мы тут захлебнемся в этом латуке; не подать ли голос? Но если мы подадим голос, он подумает, что мы шпионы, и убьет нас.
А пока они так рассуждали, Гаргантюа положил их вместе с латуком на блюдо величиной с бочку из аббатства Сито и, прибавив масла оливкового, уксусу и соли, проглотил их, для возбуждения аппетита перед ужином, и уже пятеро паломников было проглочено, а шестой находился еще на блюде, спрятанный под латуком, кроме посоха, который торчал наружу. И увидя его, Грангузье сказал Гаргантюа:
— Мне кажется, это рожки улитки, не ешьте ее.
— Почему? — спросил Гаргантюа, — они вкусны в этом месяце.
И, вытащив посох, вместе с ним захватил и паломника и преблагополучно отправил его в рот. После того запил громадным глотком вина, в ожидании, пока приготовят ужин.
Проглоченные таким образом паломники отлично выбрались из его зубов и думали, что их заключили в каком-нибудь подземельи замка. А когда Гаргантюа глотнул такую уйму вина, то они чуть не захлебнулись у него во рту, а винный поток чуть не унес их в преисподнюю его желудка; но, подпрыгивая, как михаэлиты[1], опираясь на посохи, они с трудом удержались во рту, забравшись на край его зубов. Но на их беду один из паломников, исследуя посохом местность, чтобы знать, находятся ли они в безопасности, шибко ударил в дупло зуба, задел челюстяый нерв и причинил сильную боль Гаргантюа, который закричал от ярости. И чтобы облегчить боль, велел принести зубочистку и, отправившись под орешник, повытаскал изо рта господ паломников.
Одного он поймал за ноги, другого за суму, третьего за карман, четвертого за пояс, а беднягу, который ушиб его посохом, схватил за клапан у штанов; но для того это оказалось счастьем, так как он проткнул ему нарыв, который мучил его с тех самых пор, как они прошли через Ансени. Освобожденные таким образом паломники бросились бежать со всех ног по равнине, а боль у Гаргантюа прошла.
В тот же час Евдемон позвал к ужину, который был готов.
— Я пойду сперва помочиться от боли, — сказал Гаргантюа.
И помочился так обильно, что урина отрезала путь паломникам, и они должны были перебираться через большой канал. Но когда они оттуда пришли на опушку леса, то все попадали, за исключением Фурнилье, в западню, устроенную для волков. Из неё они высвободились, благодаря искусству Фурнилье, который перервал все петли и веревки. Выбравшись оттуда, они остаток ночи провели в избушке около Кудре, и там утешением в несчастий им служили набожные речи одного из их сотоварищей, которого звали Притомленный, и он доказал им, что это событие было предсказано Давидом (Псал.):
— Cum exsurgerent homines in nos, forte vivos deglutissent nos[2]; это было, когда нас пожрали с уксусом, маслом и солью в салате. Cum irasceretur furor eorum innos, forsitan aqua absorbuisset nos[3]; это было, когда он сделал такой большой глоток. Torrentem pertransivit anima nostra[4], когда мы перебирались через большой канал. Forsitan pertransisset anima nostra aquam intolerabilem[5], от его урины, ко-
