Пикрошоль укрѣпился въ Ла-Рошъ-Клермо́, а капитанъ Трипе съ большой арміей послалъ занять лѣса въ Ведѣ и Вогодри, и о томъ, какъ они разграбили всю округу вплоть до Бильяра, и о томъ, что трудно повѣрить, какія насилія они позволяли себѣ въ этой мѣстности. Онъ такъ напугалъ Гаргантюа, что тотъ не зналъ ни что ему дѣлать, ни что сказать.
Но Понократъ посовѣтовалъ ему отправиться къ господину де-Вогюйонъ, который во всѣ времена былъ ихъ другомъ и союзникомъ и можетъ имъ посовѣтывать, какъ быть. Они немедленно такъ и сдѣлали, и нашли въ немъ полную готовность имъ помочь. Онъ счелъ нужнымъ послать кого-нибудь изъ своихъ людей изслѣдовать край и узнать, что дѣлаетъ непріятель, чтобы соотвѣтственно съ этимъ и поступить.
Гимнастъ предложилъ отправиться на рекогносцировку, но при этомъ сочли за лучшее, чтобы онъ взялъ съ собою кого-нибудь, кто бы зналъ всѣ ходы и выходы и всѣ рѣчки въ окрестности.
А потому онъ поѣхалъ вмѣстѣ съ берейторомъ Вопойона, Преленганомъ, и оба безстрашно изслѣдовали мѣстность во всѣхъ направленіяхъ.
Между тѣмъ Гаргантюа выпилъ и поѣлъ малость со своей свитой и велѣлъ задать овса своей кобылѣ: ни мало, ни много, какъ семьдесятъ четыре бочки и три гарнца.
Гимнастъ и его спутникъ изъѣздили всю округу и всюду встрѣчали непріятеля въ разбродъ грабившимъ и воровавшимъ все, что можно; завидя издали Гимнаста, непріятель сбѣгался со всѣхъ сторонъ, чтобы его ограбить. Онъ же имъ кричалъ:
— Господа, я бѣдный чертъ: прошу васъ пощадить меня. У меня еще найдется немного деньженокъ, мы ихъ пропьемъ, такъ какъ это aurum potabile, а коня моего продадимъ, а деньги послужатъ моимъ вкладомъ въ вашу артель: я прошу васъ принять меня въ свою компанію, такъ какъ никто не сумѣетъ лучше меня поймать, ощипать, нашпиговать, зажарить, разрѣзать и съѣсть курицу, и ради своего proficiat, пью за здравіе всѣхъ добрыхъ сотоварищей.
И, раскупоривъ дорожную фляжку, онъ
Sans mettre le nez dedans,
Bûvoit assez honnêtement.[1]
Дураки глазѣли на него, разинувъ широко ротъ и высунувъ языкъ, какъ борзыя собаки, въ ожиданіи выпивки. Но въ эту минуту прибѣжалъ капитанъ Трине поглядѣть, въ чемъ дѣло. И вотъ Гимнастъ подалъ ему фляжку, говоря:
— Берите, капитанъ, пейте смѣло, я уже отпилъ, вино доброе.
— Какъ! — сказалъ Трипе, — этотъ дикарь смѣется надъ нами. Кто ты таковъ?
— Я бѣдный чертъ, — отвѣчалъ Гимнастъ.
— Ага! — сказалъ Трипе, — если ты бѣдный чертъ, то тебя можно пропустить, потому что чертъ всюду проходитъ, не платя пошлины ни за дорогу, ни за соль; но не въ обычаѣ, чтобы бѣдные черти ѣздили на такихъ славныхъ лошадяхъ, а потому, господинъ чертъ, сойдите-ка съ вашего коня, я его себѣ возьму; а если онъ откажется ходить подо мной, то я на васъ сяду, потому что очень люблю, чтобы чертъ меня носилъ.
- ↑ Не засовывая въ нее носу, стадъ пить довольно прилично.
Пикрошоль укрепился в Ла-Рош-Клермо́, а капитан Трипе с большой армией послал занять леса в Веде и Вогодри, и о том, как они разграбили всю округу вплоть до Бильяра, и о том, что трудно поверить, какие насилия они позволяли себе в этой местности. Он так напугал Гаргантюа, что тот не знал ни что ему делать, ни что сказать.
Но Понократ посоветовал ему отправиться к господину де Вогюйон, который во все времена был их другом и союзником и может им посоветовать, как быть. Они немедленно так и сделали, и нашли в нём полную готовность им помочь. Он счел нужным послать кого-нибудь из своих людей исследовать край и узнать, что делает неприятель, чтобы соответственно с этим и поступить.
Гимнаст предложил отправиться на рекогносцировку, но при этом сочли за лучшее, чтобы он взял с собою кого-нибудь, кто бы знал все ходы и выходы и все речки в окрестности.
А потому он поехал вместе с берейтором Вопойона, Преленганом, и оба бесстрашно исследовали местность во всех направлениях.
Между тем Гаргантюа выпил и поел малость со своей свитой и велел задать овса своей кобыле: ни мало, ни много, как семьдесят четыре бочки и три гарнца.
Гимнаст и его спутник изъездили всю округу и всюду встречали неприятеля вразброд грабившим и воровавшим всё, что можно; завидя издали Гимнаста, неприятель сбегался со всех сторон, чтобы его ограбить. Он же им кричал:
— Господа, я бедный черт: прошу вас пощадить меня. У меня еще найдется немного деньженок, мы их пропьем, так как это aurum potabile, а коня моего продадим, а деньги послужат моим вкладом в вашу артель: я прошу вас принять меня в свою компанию, так как никто не сумеет лучше меня поймать, ощипать, нашпиговать, зажарить, разрезать и съесть курицу, и ради своего proficiat, пью за здравие всех добрых сотоварищей.
И, раскупорив дорожную фляжку, он
Sans mettre le nez dedans,
Bûvoit assez honnêtement.[1]
Дураки глазели на него, разинув широко рот и высунув язык, как борзые собаки, в ожидании выпивки. Но в эту минуту прибежал капитан Трине поглядеть, в чём дело. И вот Гимнаст подал ему фляжку, говоря:
— Берите, капитан, пейте смело, я уже отпил, вино доброе.
— Как! — сказал Трипе, — этот дикарь смеется над нами. Кто ты таков?
— Я бедный черт, — отвечал Гимнаст.
— Ага! — сказал Трипе, — если ты бедный черт, то тебя можно пропустить, потому что черт всюду проходит, не платя пошлины ни за дорогу, ни за соль; но не в обычае, чтобы бедные черти ездили на таких славных лошадях, а потому, господин черт, сойдите-ка с вашего коня, я его себе возьму; а если он откажется ходить подо мной, то я на вас сяду, потому что очень люблю, чтобы черт меня носил.
Заслышавъ эти слова, нѣкоторые изъ нихъ испугались и стали усердно креститься, полагая, что передъ ними переодѣтый чертъ, а одинъ изъ нихъ, котораго звали Добрый Жанъ, капитанъ вольныхъ стрѣлковъ[2], вытащилъ часословъ изъ-подъ клапана своихъ штановъ и закричалъ довольно громко:
— Ἅγιος ὁ Θεός[3] Если ты отъ Бога, сказывай; если же ты отъ лукаваго, то сгинь.
- ↑ Не засовывая в нее носу, стад пить довольно прилично.
- ↑ Иррегулярная милиція, пользовавшаяся прискорбной славой трусости.
- ↑ Святый Боже!
Заслышав эти слова, некоторые из них испугались и стали усердно креститься, полагая, что перед ними переодетый черт, а один из них, которого звали Добрый Жан, капитан вольных стрелков[1], вытащил часослов из-под клапана своих штанов и закричал довольно громко:
— Ἅγιος ὁ Θεός[2] Если ты от Бога, сказывай; если же ты от лукавого, то сгинь.
