будучи нисколько обиженнымъ, раздраженнымъ или задѣтымъ имъ и его подданными? Гдѣ вѣра? гдѣ законъ? гдѣ разумъ? гдѣ человѣчность? гдѣ страхъ Господень? Не думаешь ли ты, что эти злодѣянія останутся скрытыми отъ небесныхъ силъ и отъ Всемогущаго Бога, который воздаетъ каждому по дѣламъ его? Если ты такъ думаешь, то ошибаешься, потому что всѣ дѣянія обнажатся на судѣ Его. Рокъ ли это, или вліяніе свѣтилъ хочетъ положить конецъ твоему покою и благополучію? Всякой вещи бываетъ свой конецъ. Достигнувъ своего кульминаціоннаго пункта, онѣ обрываются, потому что не могутъ долго оставаться въ одномъ положеніи. Таковъ конецъ всѣхъ тѣхъ, кто не знаетъ разума и мѣры въ благополучіи.
«Но если такъ рѣшено судьбою и отнынѣ твоему счастію и покою наступилъ конецъ, то зачѣмъ же это должно было совершиться черезъ огорченіе моего короля, того, кто вознесъ тебя? Если твоему дому суждено пасть, то зачѣмъ въ своемъ паденіи онъ обрушился на очаги того, кто его возвеличилъ? Дѣло это настолько нарушаетъ границы разума, настолько противно здравому смыслу, что почти непонятно для человѣческаго разумѣнія. Оно до тѣхъ поръ будетъ казаться невѣроятнымъ чужеземцамъ, пока послѣдствія не докажутъ, что нѣтъ ничего святого для тѣхъ, кто презрѣлъ Бога и разумъ, повинуясь порочнымъ чувствамъ.
«Если съ нашей стороны было причинено какое-нибудь зло твоимъ подданнымъ или твоимъ владѣніямъ, если мы мирволили твоимъ врагамъ, если не пособили тебѣ въ дѣлахъ, если опорочили твое имя или честь, или, вѣрнѣе сказать, если злой духъ, желая подвинуть тебя на худое, внушилъ тебѣ ошибочнымъ и обманнымъ образомъ, что мы сотворили что-либо недостойное нашей старинной дружбы, тебѣ бы слѣдовало сперва узнать истину, а затѣмъ войти съ нами въ переговоры. И мы бы постарались удовлетворить тебя. Но, Боже вѣчный! ты же какъ поступилъ? Неужели ты хочешь, какъ коварный тиранъ, грабить и разорять королевство моего господина? Развѣ ты считаешь его такимъ трусомъ или глупцомъ, что у него не хватить духа, или такимъ бѣднымъ людьми, деньгами, совѣтомъ и военнымъ искусствомъ, что онъ не въ силахъ сопротивляться твоимъ беззаконнымъ нападеніямъ? Уходи отсюда немедленно и завтра же вернись въ свои владѣнія, не производя по дорогѣ никакихъ безчинствъ и насилій. И заплати тысячу византійскихъ золотыхъ за протори и убытки, нанесенные тобою въ нашей странѣ. Половину заплатишь завтра, другую половину — когда наступятъ иды будущаго мая, а заложниками оставишь намъ герцоговъ де-Турнемуль, де-Бадефесъ и де-Менюайль, вмѣстѣ съ принцемъ де-Гратель и виконтомъ де-Морпьяль.»
будучи нисколько обиженным, раздраженным или задетым им и его подданными? Где вера? где закон? где разум? где человечность? где страх Господень? Не думаешь ли ты, что эти злодеяния останутся скрытыми от небесных сил и от Всемогущего Бога, который воздает каждому по делам его? Если ты так думаешь, то ошибаешься, потому что все деяния обнажатся на суде Его. Рок ли это, или влияние светил хочет положить конец твоему покою и благополучию? Всякой вещи бывает свой конец. Достигнув своего кульминационного пункта, они обрываются, потому что не могут долго оставаться в одном положении. Таков конец всех тех, кто не знает разума и меры в благополучии.
«Но если так решено судьбою и отныне твоему счастью и покою наступил конец, то зачем же это должно было совершиться через огорчение моего короля, того, кто вознес тебя? Если твоему дому суждено пасть, то зачем в своем падении он обрушился на очаги того, кто его возвеличил? Дело это настолько нарушает границы разума, настолько противно здравому смыслу, что почти непонятно для человеческого разумения. Оно до тех пор будет казаться невероятным чужеземцам, пока последствия не докажут, что нет ничего святого для тех, кто презрел Бога и разум, повинуясь порочным чувствам.
«Если с нашей стороны было причинено какое-нибудь зло твоим подданным или твоим владениям, если мы мирволили твоим врагам, если не пособили тебе в делах, если опорочили твое имя или честь, или, вернее сказать, если злой дух, желая подвинуть тебя на худое, внушил тебе ошибочным и обманным образом, что мы сотворили что-либо недостойное нашей старинной дружбы, тебе бы следовало сперва узнать истину, а затем войти с нами в переговоры. И мы бы постарались удовлетворить тебя. Но, Боже вечный! ты же как поступил? Неужели ты хочешь, как коварный тиран, грабить и разорять королевство моего господина? Разве ты считаешь его таким трусом или глупцом, что у него не хватить духа, или таким бедным людьми, деньгами, советом и военным искусством, что он не в силах сопротивляться твоим беззаконным нападениям? Уходи отсюда немедленно и завтра же вернись в свои владения, не производя по дороге никаких бесчинств и насилий. И заплати тысячу византийских золотых за протори и убытки, нанесенные тобою в нашей стране. Половину заплатишь завтра, другую половину — когда наступят иды будущего мая, а заложниками оставишь нам герцогов де Турнемуль, де Бадефес и де Менюайль, вместе с принцем де Гратель и виконтом де Морпьяль».
Сказавъ это, добрый Галле умолкъ; но Пикрошоль на всѣ его рѣчи отвѣчалъ только одно:
— Приходите за ними, приходите за ними. У нихъ кулаки здоровые. Они вамъ настряпаютъ пироговъ.
Послѣ того Галле вернулся къ Грангузье и нашелъ его на колѣняхъ, съ обнаженной головой, въ уголку кабинета, молящимся Богу, чтобы Онъ смягчилъ гнѣвъ Пикрошоля и тотъ образумился бы, не заставляя его прибѣгнуть къ силѣ. Завидя вернувшагося добряка, онъ у него спросилъ:
— Ну что, другъ, какія вѣсти принесли вы мнѣ?
— Съ нимъ не сговоришь, — отвѣчалъ Галле. Этотъ человѣкъ лишился разума и покинутъ Богомъ.
— Очевидно, — сказалъ Грангузье. Но какую же причину, другъ мой, выставляетъ онъ для такого насилія?
— Онъ никакой причины мнѣ не указалъ, — отвѣчалъ Галле, — проговорилъ только въ сердцахъ нѣсколько словъ о пирогахъ. Не знаю, не обидѣли ли чѣмъ-нибудь его пирожниковъ.
Сказав это, добрый Галле умолк; но Пикрошоль на все его речи отвечал только одно:
— Приходите за ними, приходите за ними. У них кулаки здоровые. Они вам настряпают пирогов.
После того Галле вернулся к Грангузье и нашел его на коленях, с обнаженной головой, в уголку кабинета, молящимся Богу, чтобы Он смягчил гнев Пикрошоля и тот образумился бы, не заставляя его прибегнуть к силе. Завидя вернувшегося добряка, он у него спросил:
— Ну что, друг, какие вести принесли вы мне?
— С ним не сговоришь, — отвечал Галле. Этот человек лишился разума и покинут Богом.
— Очевидно, — сказал Грангузье. Но какую же причину, друг мой, выставляет он для такого насилия?
— Он никакой причины мне не указал, — отвечал Галле, — проговорил только в сердцах несколько слов о пирогах. Не знаю, не обидели ли чем-нибудь его пирожников.
