торомъ. На среднемъ пальцѣ правой руки надѣтъ былъ перстень въ формѣ спирали, и въ немъ вправлены были великолѣпный рубинъ, остроконечный брильянтъ и изумрудъ изъ Физона[1], не имѣвшій цѣны. Потому что Гансъ Карвель, великій гранильщикъ короля Мелинды, оцѣнивалъ ихъ въ шестьдесятъ девять милліоновъ восемьсотъ девяносто четыре тысячи и восемнадцать барановъ[2]; во столько же ихъ оцѣнили и Фуггеры изъ Аугсбурга[3].
- ↑ Рѣка въ Азіи.
- ↑ Золотая монета при Людовикѣ Святомъ, съ изображеніемъ агнца и надписью: Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis. Раблэ шутя говоритъ: moutons à la grand laine, длиннорунные бараны.
- ↑ Знаменитые банкиры въ Аугсбургѣ.
тором. На среднем пальце правой руки надет был перстень в форме спирали, и в нем вправлены были великолепный рубин, остроконечный брильянт и изумруд из Физона[1], не имевший цены. Потому что Ганс Карвель, великий гранильщик короля Мелинды, оценивал их в шестьдесят девять миллионов восемьсот девяносто четыре тысячи и восемнадцать баранов[2]; во столько же их оценили и Фуггеры из Аугсбурга[3].
Цвѣта Гаргантюа были бѣлый съ голубымъ, какъ выше сказано. И этимъ отецъ его хотѣлъ дать знать, что рожденіе сына было для него небесной
радостью. Потому что бѣлое означало радость, веселіе, утѣхи и забавы, а голубое — небесныя вещи. Я хорошо понимаю, что, читая эти слова, вы смѣетесь надъ старымъ пьяницей и отвергаете его толкованіе цвѣтовъ, какъ невѣрное и нелѣпое, утверждая, что бѣлый цвѣтъ обозначаетъ вѣру, а голубой — твердость. Но, не волнуясь, не гнѣваясь, не раздражаясь, не досадуя (потому что времена теперь опасныя), отвѣчайте мнѣ, прошу васъ. Никакого принужденія относительно васъ или кого другого я не замышляю. Просто только, скажу вамъ одно словечко.
Что васъ задѣваетъ? что васъ оскорбляетъ? кто сказалъ вамъ, что бѣлый цвѣтъ обозначаетъ вѣру, а голубой — твердость? Мало читаемая книга, продаваемая разносчиками и книгоношами и озаглавленная «Геральдика цвѣтовъ». Кто ее написалъ? Кто бы онъ ни былъ, онъ доказалъ свою осторожность тѣмъ, что не подписался. Но, впрочемъ, я не знаю, чему больше въ немъ удивляться: его нахальству или его глупости. Нахальству, съ которымъ онъ, безъ всякой разумной причины и помимо всякаго вѣроятія, осмѣливается предписывать по личному усмотрѣнію, что должны обозначать собою цвѣта. Такой обычай у тирановъ, которые ставятъ свой произволъ на мѣсто разума, а не у мудрецовъ и ученыхъ людей, которые удовлетворяютъ читателей убѣдительными доводами.
Глупости, благодаря которой онъ вообразилъ, что, помимо всякихъ другихъ доказательствъ и убѣдительныхъ аргументовъ, міръ станетъ руководствоваться для своихъ девизовъ его вздорными измышленіями. И, дѣйствительно (по пословицѣ: дуракъ дураку и потакаетъ), онъ нашелъ нѣсколькихъ глупцовъ, которые повѣрили его писаніямъ. И, сообразуясь съ ними, сложили свои прибаутки и поговорки, осѣдлали своихъ муловъ, нарядили своихъ пажей, скроили свои штаны, вышили свои перчатки, обшили бахромой свои постели, расписали свои вывѣски, сложили пѣсенки и (что хуже всего) обманули и неблагородно и исподтишка надругались надъ цѣ-
- ↑ Река в Азии.
- ↑ Золотая монета при Людовике Святом, с изображением агнца и надписью: Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis. Рабле шутя говорит: moutons à la grand laine, длиннорунные бараны.
- ↑ Знаменитые банкиры в Аугсбурге.
Цвета Гаргантюа были белый с голубым, как выше сказано. И этим отец его хотел дать знать, что рождение сына было для него небесной
радостью. Потому что белое означало радость, веселие, утехи и забавы, а голубое — небесные вещи. Я хорошо понимаю, что, читая эти слова, вы смеетесь над старым пьяницей и отвергаете его толкование цветов, как неверное и нелепое, утверждая, что белый цвет обозначает веру, а голубой — твердость. Но, не волнуясь, не гневаясь, не раздражаясь, не досадуя (потому что времена теперь опасные), отвечайте мне, прошу вас. Никакого принуждения относительно вас или кого другого я не замышляю. Просто только, скажу вам одно словечко.
Что вас задевает? что вас оскорбляет? кто сказал вам, что белый цвет обозначает веру, а голубой — твердость? Мало читаемая книга, продаваемая разносчиками и книгоношами и озаглавленная «Геральдика цветов». Кто ее написал? Кто бы он ни был, он доказал свою осторожность тем, что не подписался. Но, впрочем, я не знаю, чему больше в нем удивляться: его нахальству или его глупости. Нахальству, с которым он, без всякой разумной причины и помимо всякого вероятия, осмеливается предписывать по личному усмотрению, что должны обозначать собою цвета. Такой обычай у тиранов, которые ставят свой произвол на место разума, а не у мудрецов и ученых людей, которые удовлетворяют читателей убедительными доводами.
Глупости, благодаря которой он вообразил, что, помимо всяких других доказательств и убедительных аргументов, мир станет руководствоваться для своих девизов его вздорными измышлениями. И, действительно (по пословице: дурак дураку и потакает), он нашел нескольких глупцов, которые поверили его писаниям. И, сообразуясь с ними, сложили свои прибаутки и поговорки, оседлали своих мулов, нарядили своих пажей, скроили свои штаны, вышили свои перчатки, обшили бахромой свои постели, расписали свои вывески, сложили песенки и (что хуже всего) обманули и неблагородно и исподтишка надругались над це-