Пока они вели эту пьяную бесѣду, у Гаргамель заболѣлъ животъ, и Грангузье, вставъ съ травы, ласково утѣшалъ ее, думая, что у нея начинаются родовыя боли. Онъ говорилъ ей, что на травѣ въ рощѣ сыро, но что скоро она поправится, что ей сѣлдуетъ вооружиться мужествомъ въ ожиданіи ребеночка, хотя бы ей пришлось немножко и потерпѣть, но что боль скоро пройдетъ, а радость, которая затѣмъ наступитъ, заставитъ ее совсѣмъ забыть о боли.
— Вотъ тебѣ доказательство, — говорилъ онъ: — Спаситель сказалъ въ Евангеліи (Іоанна, XX): «Женщина, когда рождаетъ, терпитъ скорбь, потому что пришелъ часъ ея; но когда родитъ младенца, уже не помнитъ скорби отъ радости».
— Ахъ! — сказала она, — вы хорошо говорите, и мнѣ пріятнѣе слышать эти евангельскія слова и отъ нихъ мнѣ гораздо легче, нежели когда читаютъ жизнь св. Маргариты и другое подобное ханжество[1].
— Не бойся, — говорилъ онъ, — и скорѣе рожай этого ребенка, затѣмъ мы и другого сдѣлаемъ.
— Ахъ! — отвѣчала она, — вамъ, мужчинамъ, легко говорить; но съ Божіей помощью я постараюсь вамъ угодить. Но далъ бы Богъ, чтобы этого больше не повторялось.
— Чего? — сказалъ Грангузье.
— Ну, — отвѣтила она, — не прикидывайтесь дурачкомъ! Вы меня понимаете.
— Ахъ, вотъ что! — сказалъ онъ. Коли такъ, вели принести ножъ.
— Ахъ! — отвѣтила она, — Боже упаси. Богъ меня проститъ, я сказала
_p._15.png)
это не отъ чистаго сердца, и не обращайте вниманія на мои слова. Но мнѣ сегодня тяжко придется, если Богъ мнѣ не поможетъ, и все по вашей милости и ради вашего удовольствія.
— Смѣлѣе, смѣлѣе, — говорилъ онъ. Не тревожься заранѣе и положись на переднихъ четырехъ воловъ[2]. Я пойду, выпью еще нѣсколько стакановъ.
- ↑ Женщинамъ во время родовъ читали жизнеописаніе св. Маргариты.
- ↑ Поговорка въ Пуату во время пахоты.
Пока они вели эту пьяную беседу, у Гаргамель заболел живот, и Грангузье, встав с травы, ласково утешал ее, думая, что у нее начинаются родовые боли. Он говорил ей, что на траве в роще сыро, но что скоро она поправится, что ей следует вооружиться мужеством в ожидании ребеночка, хотя бы ей пришлось немножко и потерпеть, но что боль скоро пройдет, а радость, которая затем наступит, заставит ее совсем забыть о боли.
— Вот тебе доказательство, — говорил он: — Спаситель сказал в Евангелии (Иоанна, XX): «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости».
— Ах! — сказала она, — вы хорошо говорите, и мне приятнее слышать эти евангельские слова и от них мне гораздо легче, нежели когда читают жизнь св. Маргариты и другое подобное ханжество[1].
— Не бойся, — говорил он, — и скорее рожай этого ребенка, затем мы и другого сделаем.
— Ах! — отвечала она, — вам, мужчинам, легко говорить; но с Божией помощью я постараюсь вам угодить. Но дал бы Бог, чтобы этого больше не повторялось.
— Чего? — сказал Грангузье.
— Ну, — ответила она, — не прикидывайтесь дурачком! Вы меня понимаете.
— Ах, вот что! — сказал он. Коли так, вели принести нож.
— Ах! — ответила она, — Боже упаси. Бог меня простит, я сказала
это не от чистого сердца, и не обращайте внимания на мои слова. Но мне сегодня тяжко придется, если Бог мне не поможет, и все по вашей милости и ради вашего удовольствия.
— Смелее, смелее, — говорил он. Не тревожься заранее и положись на передних четырех волов[2]. Я пойду, выпью еще несколько стаканов.
