Страница:Рабле - Гаргантюа и Пантагрюэль.djvu/229

Есть проблемы при вычитке этой страницы


21
ПАНТАГРЮЭЛЬ

тался съ долгами, и съ тѣхъ поръ онъ сталъ питать ее, на манеръ тирановъ и адвокатовъ, потомъ и кровью своихъ подданныхъ. Онъ взялъ четыре аршина грубой шерстяной ткани и завернулся въ нее какъ въ длинную тогу, снялъ штаны и прицѣпилъ къ шапкѣ очки. И въ такомъ видѣ предсталъ передъ Пантагрюэлемъ, который нашелъ его костюмъ страннымъ, тѣмъ болѣе, что не видѣлъ больше на немъ великолѣпнаго и красиваго клапана отъ штановъ, который, какъ онъ зналъ, Панургъ считалъ якоремъ спасенія и послѣднимъ убѣжищемъ отъ всякихъ житейскихъ крушеній и невзгодъ.

Не понимая этой тайны, добрый Пантагрюэль спросилъ его, что означаетъ эта новая прозопопея?

— У меня блоха въ ухѣ[1], — отвѣчалъ Панургъ. Я хочу жениться.

— Съ Богомъ! — замѣтилъ Пантагрюэль, — это меня радуетъ, хотя, правду сказать, не настолько, чтобы мнѣ одурѣть отъ радости. Но не въ обычаѣ у влюбленныхъ ходить со спущенными штанами и выпущенной поверхъ штановъ рубашкой и въ длинной тогѣ изъ грубой шерстяной ткани сѣраго цвѣта, который въ такихъ случаяхъ совсѣмъ не употребляется добрыми и честными людьми. Если какіе-нибудь еретики и сектанты во время оно и переодѣвались такимъ образомъ, то многіе считали это обманомъ, притворствомъ и попыткой потиранствовать надъ простымъ народомъ; я не хочу, однако, осуждать ихъ и произносить надъ ними суровый приговоръ. Каждый поступаетъ, какъ ему вздумается, въ особенности въ дѣлахъ внѣшнихъ и безразличныхъ, которыя сами по себѣ не хороши и не дурны, потому что не исходятъ изъ сердца или ума — источниковъ всякаго добра и всякаго зла: — добра, если чувство доброе и истекаетъ изъ чистаго духа; зла — если чувство недоброе и искажено злымъ духомъ. Но въ настоящемъ случаѣ мнѣ не нравится новшество и презрѣніе къ принятымъ обычаямъ.

— Цвѣтъ, — отвѣчалъ Панургъ, — такой же, какой бываетъ у горшковъ, и я намѣренъ его отнынѣ придерживаться и быть бережливымъ. Разъ я расквитался съ долгами, то буду самымъ невеселымъ человѣкомъ) какого вы когда-либо видали въ жизни, если только Господь не придетъ ко мнѣ на помощь. Взгляните на мои очки. Издали меня можно принять за брата Жана Дуржуа[2]. Я думаю, что, пожалуй, уже въ слѣдующемъ году стану проповѣдывать крестовый походъ. Видите ли вы эту сѣрую тогу? Повѣрьте, что въ ней скрыто какое-то тайное свойство, мало кому извѣстное. Я только сегодня утромъ облекся въ нее, но уже горю желаніемъ, жажду быть женатымъ и ухаживать за женой, не опасаясь быть побитымъ. О, какой я буду великій скопидомъ! По-

  1. Avoir la puce à l’oreille, — безпокоиться, тревожиться.
  2. Францисканскій монахъ, жившій при Людовикѣ XI и Карлѣ VIII, основатель многихъ монастырей.
Тот же текст в современной орфографии

тался с долгами, и с тех пор он стал питать ее, на манер тиранов и адвокатов, потом и кровью своих подданных. Он взял четыре аршина грубой шерстяной ткани и завернулся в нее как в длинную тогу, снял штаны и прицепил к шапке очки. И в таком виде предстал перед Пантагрюэлем, который нашел его костюм странным, тем более, что не видел больше на нём великолепного и красивого клапана от штанов, который, как он знал, Панург считал якорем спасения и последним убежищем от всяких житейских крушений и невзгод.

Не понимая этой тайны, добрый Пантагрюэль спросил его, что означает эта новая прозопопея?

— У меня блоха в ухе[1], — отвечал Панург. Я хочу жениться.

— С Богом! — заметил Пантагрюэль, — это меня радует, хотя, правду сказать, не настолько, чтобы мне одуреть от радости. Но не в обычае у влюбленных ходить со спущенными штанами и выпущенной поверх штанов рубашкой и в длинной тоге из грубой шерстяной ткани серого цвета, который в таких случаях совсем не употребляется добрыми и честными людьми. Если какие-нибудь еретики и сектанты во время оно и переодевались таким образом, то многие считали это обманом, притворством и попыткой потиранствовать над простым народом; я не хочу, однако, осуждать их и произносить над ними суровый приговор. Каждый поступает, как ему вздумается, в особенности в делах внешних и безразличных, которые сами по себе не хороши и не дурны, потому что не исходят из сердца или ума — источников всякого добра и всякого зла: — добра, если чувство доброе и истекает из чистого духа; зла — если чувство недоброе и искажено злым духом. Но в настоящем случае мне не нравится новшество и презрение к принятым обычаям.

— Цвет, — отвечал Панург, — такой же, какой бывает у горшков, и я намерен его отныне придерживаться и быть бережливым. Раз я расквитался с долгами, то буду самым невеселым человеком) какого вы когда-либо видали в жизни, если только Господь не придет ко мне на помощь. Взгляните на мои очки. Издали меня можно принять за брата Жана Дуржуа[2]. Я думаю, что, пожалуй, уже в следующем году стану проповедовать крестовый поход. Видите ли вы эту серую тогу? Поверьте, что в ней скрыто какое-то тайное свойство, мало кому известное. Я только сегодня утром облекся в нее, но уже горю желанием, жажду быть женатым и ухаживать за женой, не опасаясь быть побитым. О, какой я буду великий скопидом! По-

  1. Avoir la puce à l’oreille, — беспокоиться, тревожиться.
  2. Францисканский монах, живший при Людовике XI и Карле VIII, основатель многих монастырей.