нужны были лишніе люди въ подмогу для этого завоеванія: тѣхъ, что, у меня уже есть, мнѣ довольно. Но я вижу, что городъ до того переполненъ жителями, что имъ тѣсно ходить по улицамъ, поэтому я хочу часть ихъ отвести въ качествѣ колонистовъ въ Дипсодію и отдать имъ всю страну, которая красива, здорова, плодородна и лучше всѣхъ другихъ странъ, какъ это хорошо извѣстно многимъ изъ васъ, побывавшимъ тамъ. Пусть всякій, кто готовъ идти туда, собирается, какъ я уже сказалъ.
Этотъ совѣтъ и это совѣщаніе разнеслись по городу, и на слѣдующій день, на площади передъ дворцомъ собралась толпа народа, числомъ не менѣе одного милліона восьмисотъ пятидесяти шести тысячъ одиннадцати человѣкъ, кромѣ женщинъ и дѣтей. Они выступили въ Дипсодію въ такомъ порядкѣ, что напоминали сыновъ израильскихъ, когда тѣ вышли изъ Египта, чтобы перейти черезъ Чермное море.
Но прежде нежели продолжать разсказъ объ этомъ предпріятіи, я хочу сообщить о томъ, какъ Панургъ поступилъ со своимъ плѣнникомъ, королемъ Анархомъ. Онъ припомнилъ, что сообщалъ Эпистемонъ о томъ, какъ обращались въ Елисейскихъ поляхъ съ земными королями и богачами и какъ они добывали себѣ пропитаніе низкими и грязными ремеслами.
И вотъ въ одинъ прекрасный день, онъ облекъ своего бывшаго короля въ славную полотняную куртку, съ зубцами, какъ у албанской фески, и въ подходящіе штаны, но оставилъ безъ башмаковъ.
— Потому что, — говорилъ онъ, — они не подходятъ къ костюму.
И далъ ему голубую шапку съ каплуньимъ перомъ. Или нѣтъ, ошибаюсь: ихъ, кажется, было два, а также далъ ему красивый кушакъ голубой съ зеленымъ, говоря, что эта ливрея ему идетъ, такъ какъ онъ былъ развращенъ[1]. Въ этомъ видѣ привелъ его къ Пантагрюэлю, говоря:
— Знакомъ ли вамъ этотъ мужикъ?
— Нѣтъ, конечно, — отвѣчалъ Пантагрюэль.
— Это господинъ король надъ тремя печеными яблоками. Я хочу сдѣлать изъ него порядочнаго человѣка. Я хочу пріурочить его къ ремеслу и сдѣлать разносчикомъ луковичной подливки. Ну, кричи: «Кому нужно луковичную подливку?»
И бѣдняга сталъ кричать.
— Недостаточно громко, — сказалъ Панургъ.
И, взявъ его за ухо, продолжалъ:
— Пой погромче, въ тонѣ g, sol, re, ut. У тебя, чортъ возьми, здоровая глотка, и ты никогда не былъ такъ счастливъ, какъ теперь, когда ты больше не король.
А Пантагрюэлю все это доставляло большое удовольствіе. Смѣю сказать, что онъ былъ добрѣйшимъ изъ людей. Итакъ, Анархъ сталъ разносчикомъ луковичной подливки.
Два дня спустя Панургъ женилъ Анарха на старой фонарщицѣ и самъ справилъ свадьбу, на которой подавали великолѣпную баранью голову, кровяныя колбасы съ горчицей и потроха съ чеснокомъ. Панургъ послалъ Пантагрюэлю пять возовъ этихъ послѣднихъ, и Пантагрюэль всѣ ихъ съѣлъ и похвалилъ. Кромѣ того, Панургъ позаботился, чтобы за обѣдомъ не было недостатка въ винѣ изъ виноградныхъ выжимокъ и въ наливкѣ рябиновкѣ. Нанятъ былъ слѣпой музыкантъ, и подъ звуки его волынки они плясали.
Послѣ обѣда Панургъ привелъ новобрачныхъ во дворецъ и представилъ Пантагрюэлю.
Пантагрюэль отвелъ имъ маленькую дворницкую въ глухой улицѣ и далъ каменную ступку, чтобы толочь лукъ. И тамъ они жили себѣ да поживали, и Анархъ сталъ самымъ значительнымъ разносчикомъ луковой подливки во всей Утопіи. Но мнѣ говорили, что жена его бьетъ безъ милосердія, но бѣдный дуракъ, по глупости, это терпитъ и не смѣетъ защищаться.
- ↑ Тутъ у Раблэ непереводимая игра словъ pers et vert и pervers.
нужны были лишние люди в подмогу для этого завоевания: тех, что, у меня уже есть, мне довольно. Но я вижу, что город до того переполнен жителями, что им тесно ходить по улицам, поэтому я хочу часть их отвести в качестве колонистов в Дипсодию и отдать им всю страну, которая красива, здорова, плодородна и лучше всех других стран, как это хорошо известно многим из вас, побывавшим там. Пусть всякий, кто готов идти туда, собирается, как я уже сказал.
Этот совет и это совещание разнеслись по городу, и на следующий день, на площади перед дворцом собралась толпа народа, числом не менее одного миллиона восьмисот пятидесяти шести тысяч одиннадцати человек, кроме женщин и детей. Они выступили в Дипсодию в таком порядке, что напоминали сынов израильских, когда те вышли из Египта, чтобы перейти через Чермное море.
Но прежде нежели продолжать рассказ об этом предприятии, я хочу сообщить о том, как Панург поступил со своим пленником, королем Анархом. Он припомнил, что сообщал Эпистемон о том, как обращались в Елисейских полях с земными королями и богачами и как они добывали себе пропитание низкими и грязными ремеслами.
И вот в один прекрасный день, он облек своего бывшего короля в славную полотняную куртку, с зубцами, как у албанской фески, и в подходящие штаны, но оставил без башмаков.
— Потому что, — говорил он, — они не подходят к костюму.
И дал ему голубую шапку с каплуньим пером. Или нет, ошибаюсь: их, кажется, было два, а также дал ему красивый кушак голубой с зеленым, говоря, что эта ливрея ему идет, так как он был развращен[1]. В этом виде привел его к Пантагрюэлю, говоря:
— Знаком ли вам этот мужик?
— Нет, конечно, — отвечал Пантагрюэль.
— Это господин король над тремя печеными яблоками. Я хочу сделать из него порядочного человека. Я хочу приурочить его к ремеслу и сделать разносчиком луковичной подливки. Ну, кричи: «Кому нужно луковичную подливку?»
И бедняга стал кричать.
— Недостаточно громко, — сказал Панург.
И, взяв его за ухо, продолжал:
— Пой погромче, в тоне g, sol, re, ut. У тебя, чёрт возьми, здоровая глотка, и ты никогда не был так счастлив, как теперь, когда ты больше не король.
А Пантагрюэлю всё это доставляло большое удовольствие. Смею сказать, что он был добрейшим из людей. Итак, Анарх стал разносчиком луковичной подливки.
Два дня спустя Панург женил Анарха на старой фонарщице и сам справил свадьбу, на которой подавали великолепную баранью голову, кровяные колбасы с горчицей и потроха с чесноком. Панург послал Пантагрюэлю пять возов этих последних, и Пантагрюэль все их съел и похвалил. Кроме того, Панург позаботился, чтобы за обедом не было недостатка в вине из виноградных выжимок и в наливке рябиновке. Нанят был слепой музыкант, и под звуки его волынки они плясали.
После обеда Панург привел новобрачных во дворец и представил Пантагрюэлю.
Пантагрюэль отвел им маленькую дворницкую в глухой улице и дал каменную ступку, чтобы толочь лук. И там они жили себе да поживали, и Анарх стал самым значительным разносчиком луковой подливки во всей Утопии. Но мне говорили, что жена его бьет без милосердия, но бедный дурак, по глупости, это терпит и не смеет защищаться.
- ↑ Тут у Рабле непереводимая игра слов pers et vert и pervers.
