мившимся на корабль, внезапно закричалъ Эпистемону:
— Тяни! Тяни!
Тогда Эпистемонъ сталъ тянуть кабестанъ, и оба каната обмотались вокругъ ногъ, и лошади повалились на землю, вмѣстѣ со всадниками; видя это, всадники вытащили шпаги и хотѣли перерубить канаты, но Панургъ поджегъ порохъ — и всѣ они сгорѣли, какъ осужденные грѣшники: люди, кони, никто не спасся, кромѣ одного, подъ которымъ былъ турецкій конь, и онъ думалъ спастись бѣгствомъ. Но когда Карпалимъ это увидѣлъ, то бросился за нимъ въ догонку такъ поспѣшно и такъ ретиво, что нагналъ, прежде чѣмъ тотъ проѣхалъ сто шаговъ, и, вскочивъ на крупъ лошади, охватилъ его сзади и доставилъ на корабль.
_p._55.png)
Послѣ такой побѣды надъ непріятелемъ, Пантагрюэль очень обрадовался и отъ всей души похвалилъ изобрѣтательность своихъ соратниковъ, далъ имъ отдохнуть и хорошенько угостилъ ихъ на берегу, гдѣ они, лежа на брюхѣ весело ѣли и пили, и съ ними вмѣстѣ ихъ плѣнникъ, который, впрочемъ, былъ не совсѣмъ увѣренъ въ томъ, что Пантагрюэль не проглотитъ его живьемъ, что онъ могъ бы сдѣлать, — такая у него была широкая глотка, — такъ же легко, какъ вы проглотили бы обсахаренную миндалинку, и онъ занялъ бы у него во рту не больше мѣста, чѣмъ зернышко проса въ глоткѣ осла.
мившимся на корабль, внезапно закричал Эпистемону:
— Тяни! Тяни!
Тогда Эпистемон стал тянуть кабестан, и оба каната обмотались вокруг ног, и лошади повалились на землю, вместе со всадниками; видя это, всадники вытащили шпаги и хотели перерубить канаты, но Панург поджег порох — и все они сгорели, как осужденные грешники: люди, кони, никто не спасся, кроме одного, под которым был турецкий конь, и он думал спастись бегством. Но когда Карпалим это увидел, то бросился за ним вдогонку так поспешно и так ретиво, что нагнал, прежде чем тот проехал сто шагов, и, вскочив на круп лошади, охватил его сзади и доставил на корабль.
После такой победы над неприятелем, Пантагрюэль очень обрадовался и от всей души похвалил изобретательность своих соратников, дал им отдохнуть и хорошенько угостил их на берегу, где они, лежа на брюхе весело ели и пили, и с ними вместе их пленник, который, впрочем, был не совсем уверен в том, что Пантагрюэль не проглотит его живьем, что он мог бы сделать, — такая у него была широкая глотка, — так же легко, как вы проглотили бы обсахаренную миндалинку, и он занял бы у него во рту не больше места, чем зернышко проса в глотке осла.
Въ то время какъ они пировали, Карпалимъ сказалъ:
— Эхъ, чортъ возьми! Неужели же мы никогда не поѣдимъ дичи? Эта солонина ободрала мнѣ все горло. Я принесу сюда заднюю ногу одной изъ лошадей, которыхъ мы подожгли; она, навѣрное, хорошо зажарилась.
И въ то время какъ онъ всталъ съ этою цѣлью, онъ увидѣлъ при входѣ въ лѣсъ большую красивую дикую козу, выбѣжавшую изъ форта, и привлеченную, какъ мнѣ думается, огнемъ, зажженнымъ Панургомъ. Онъ немед-
В то время как они пировали, Карпалим сказал:
— Эх, чёрт возьми! Неужели же мы никогда не поедим дичи? Эта солонина ободрала мне всё горло. Я принесу сюда заднюю ногу одной из лошадей, которых мы подожгли; она, наверное, хорошо зажарилась.
И в то время как он встал с этою целью, он увидел при входе в лес большую красивую дикую козу, выбежавшую из форта, и привлеченную, как мне думается, огнем, зажженным Панургом. Он немед-
