какъ патруль поднимался на возвышенность, — а объ этомъ онъ узнавалъ, положивъ шпагу на мостовую и приложивъ къ ней ухо, и когда услышитъ бывало, что шпага зазвенитъ, то уже знаетъ навѣрное, что патруль близко, — и въ ту минуту онъ съ товарищами берутъ тяжелую телѣжку и изо всей силы столкнутъ ее съ возвышенности внизъ и такимъ образомъ повалятъ бѣдный патруль на землю, какъ свиней, потомъ разбѣгутся въ разныя стороны: вѣдь онъ, не пробывъ еще и двухъ дней въ Парижѣ, изучилъ всѣ его улицы, переулки и перекрестки какъ Deus det[1]. А въ другой разъ посыплетъ по дорогѣ, которою долженъ былъ идти патруль, порохомъ, да и подожжетъ, и веселится, глядя, какъ патруль разбѣгается въ страхѣ, что Антоновъ огонь гонится за нимъ по пятамъ.
_p._40.png)
Что касается злополучныхъ магистровъ (maîtres és arts), то имъ всѣхъ больше доставалось отъ него. Когда они попадались ему на улицѣ, то онъ не упускалъ случая сыграть надъ ними какую-нибудь злую штуку: то наложить грязи въ ихъ докторскія шапки, то прицѣпитъ имъ сзади лисій хвостъ или заячье ухо или какъ-нибудь иначе подшутитъ надъ ними. Однажды, когда они были созваны на конференцію въ улицѣ Фуаръ, онъ приготовилъ мѣсиво, состоявшее изъ чесноку, galbanum, assa foetida, castoreum, горячаго кала, смазалъ это гноемъ изъ злокачественныхъ язвъ и раннимъ утромъ вымазалъ этимъ всю мостовую, такъ что самому чорту бы не поздоровилось. И всѣхъ этихъ добрыхъ людей тошнило на народѣ и десять или двѣнадцать человѣкъ умерло отъ чумы; четырнадцать заболѣло проказой, восемнадцать покрылось нарывами и болѣе двадцати семи схватило венерическую болѣзнь, а ему и горюшка мало.
Онъ носилъ обыкновенно подъ платьемъ хлыстъ и безъ пощады хлесталъ нмъ пажей, которые попадались ему навстрѣчу, — когда несли вино своимъ господамъ, — чтобы подогнать ихъ. Въ курткѣ его было слишкомъ двадцать шесть кармашковъ, всегда набитыхъ: въ одномъ былъ пузырекъ съ свинцовой водой и отточенный, какъ у скорняка, ножикъ, которымъ онъ отрѣзывалъ кошельки; въ другомъ бутылка съ винограднымъ сокомъ, которымъ онъ плескалъ въ глаза встрѣчнымъ; въ третьемъ репейники, которыми онъ забрасывалъ шапки и платья добрыхъ людей и часто устраивалъ имъ такимъ образомъ ро-
- ↑ Послѣобѣденная молитва.
как патруль поднимался на возвышенность, — а об этом он узнавал, положив шпагу на мостовую и приложив к ней ухо, и когда услышит бывало, что шпага зазвенит, то уже знает наверное, что патруль близко, — и в ту минуту он с товарищами берут тяжелую тележку и изо всей силы столкнут ее с возвышенности вниз и таким образом повалят бедный патруль на землю, как свиней, потом разбегутся в разные стороны: ведь он, не пробыв еще и двух дней в Париже, изучил все его улицы, переулки и перекрестки как Deus det[1]. А в другой раз посыплет по дороге, которою должен был идти патруль, порохом, да и подожжет, и веселится, глядя, как патруль разбегается в страхе, что Антонов огонь гонится за ним по пятам.
Что касается злополучных магистров (maîtres és arts), то им всех больше доставалось от него. Когда они попадались ему на улице, то он не упускал случая сыграть над ними какую-нибудь злую штуку: то наложить грязи в их докторские шапки, то прицепит им сзади лисий хвост или заячье ухо или как-нибудь иначе подшутит над ними. Однажды, когда они были созваны на конференцию в улице Фуар, он приготовил месиво, состоявшее из чесноку, galbanum, assa foetida, castoreum, горячего кала, смазал это гноем из злокачественных язв и ранним утром вымазал этим всю мостовую, так что самому чёрту бы не поздоровилось. И всех этих добрых людей тошнило на народе и десять или двенадцать человек умерло от чумы; четырнадцать заболело проказой, восемнадцать покрылось нарывами и более двадцати семи схватило венерическую болезнь, а ему и горюшка мало.
Он носил обыкновенно под платьем хлыст и без пощады хлестал нм пажей, которые попадались ему навстречу, — когда несли вино своим господам, — чтобы подогнать их. В куртке его было слишком двадцать шесть кармашков, всегда набитых: в одном был пузырек с свинцовой водой и отточенный, как у скорняка, ножик, которым он отрезывал кошельки; в другом бутылка с виноградным соком, которым он плескал в глаза встречным; в третьем репейники, которыми он забрасывал шапки и платья добрых людей и часто устраивал им таким образом ро-
- ↑ Послеобеденная молитва.
