мѣстные каноники отвѣчали ему, что не почему иному, какъ потому, что pictoribus atque poetis etc, то-есть, что живописцы и поэты вольны писать, какъ имъ нравится и что имъ вздумается. Но онъ не удовлетворился ихъ отвѣтомъ и сказалъ:
— Его не безъ причины изобразили такимъ, и я догадываюсь, что передъ смертью его чѣмъ-нибудь обидѣли и онъ требовалъ отмщенія у своихъ родственниковъ. Я подробнѣе разузнаю объ этомъ и поступлю, какъ окажется нужнымъ.
Послѣ того онъ не вернулся въ Пуатье, а пожелалъ посѣтить другіе университеты Франціи и, пріѣхавъ въ Ла-Рошель, сѣлъ на корабль и прибылъ въ Бордо, гдѣ не встрѣтилъ большого оживленія и увидѣлъ только, какъ на морскомъ берегу лодочники играли въ лунки.
Оттуда проѣхалъ въ Тулузу, гдѣ очень хорошо научился танцовать и фехтовать обѣими руками, какъ это въ обычаѣ у студентовъ того университета; но онъ недолго пробылъ въ Тулузѣ, когда увидѣлъ, что тамъ профессоровъ поджаривали живыми, какъ какихъ-нибудь копченыхъ сельдей, и сказалъ:
— Спаси меня Богъ отъ такой смерти; я уже по природѣ своей склоненъ къ жаждѣ и не нуждаюсь въ томъ, чтобы меня подогрѣвали.
Послѣ того онъ пріѣхалъ въ Монпелье, гдѣ нашелъ прекрасныя вина и веселую компанію и задумалъ было заняться изученіемъ медицины; но пришелъ къ заключенію, что это слишкомъ тяжелая и грустная профессія и что отъ врачей пахнетъ клистиромъ, какъ отъ старыхъ чертей. Поэтому онъ рѣшилъ заняться лучше юриспруденціей, но, увидя, что тамъ всего-то было три вшивыхъ и одинъ плѣшивый юристъ, уѣхалъ оттуда.
И по дорогѣ объѣхалъ Гардскій мостъ и Нимскій амфитеатръ менѣе, чѣмъ въ три часа, что представляется скорѣе божескимъ, нежели человѣческимъ, дѣломъ, и прибылъ въ Авиньонъ, гдѣ не прожилъ и трехъ дней, какъ влюбился, потому что женщины тамъ охотно гуляютъ, такъ какъ это папскія владѣнія.
Видя это, гувернеръ его, котораго звали Эпистемонъ, увезъ его оттуда и привезъ въ Валенсію въ Дофинэ; но онъ вскорѣ увидѣлъ, что здѣсь удовольствія будетъ мало: городскіе буяны колотили студентовъ, и это его сердило. Въ одинъ прекрасный день, воскресный, когда всѣ танцовали публично, одинъ студентъ тоже захотѣлъ присоединиться къ танцамъ, но буяны этого не позволили. Увидя это, Пантагрюэль загналъ ихъ на самый берегъ Роны и собирался всѣхъ ихъ утопить. Но они зарылись въ землѣ, какъ кроты, на полълье глубины подъ Роной. Эту яму можно и по сіе время тамъ видѣть.
Послѣ того онъ уѣхалъ и черезъ три шага и одинъ прыжокъ очутился въ Анжерѣ, гдѣ ему понравилось и гдѣ бы онъ охотно пробылъ нѣкоторое время, если бы чума не выгнала ихъ оттуда.
И вотъ онъ пріѣхалъ въ Буржъ, гдѣ очень долго учился — и съ большимъ успѣхомъ — на юридическомъ факультетѣ. Онъ говаривалъ, что юридическія книги представляются ему великолѣпнымъ, блестящимъ и драгоцѣннымъ платьемъ съ разводами изъ грязи. Въ мірѣ нѣтъ болѣе прекрасныхъ, ученыхъ, талантливыхъ книгъ, какъ Пандекты; но разводы на нихъ, то-есть толкованія Аккурсія[1] до того неопрятны, подлы и зловонны, что являются чистѣйшей грязью и дрянью.
Выѣхавъ изъ Буржа, прибылъ въ Орлеанъ и тамъ нашелъ толпу довольно грубыхъ студентовъ, которые встрѣтили его большимъ пированіемъ, и онъ въ короткое время научился играть въ мячъ и вполнѣ овладѣлъ этимъ искусствомъ. Студенты того города усердно занимаются этой игрой и возили его порою на острова, чтобы тамъ играть въ мячъ. А что касается того, чтобы ломать голову надъ книгами, то онъ избѣгалъ этого изъ боязни испортить себѣ зрѣніе. Тѣмъ болѣе, что одинъ изъ профессоровъ часто говорилъ на лекціяхъ, что нѣтъ вреднѣе вещи для зрѣнія, какъ болѣзнь глазъ. И когда
- ↑ Флорентинецъ, ум. 1260.
местные каноники отвечали ему, что не почему иному, как потому, что pictoribus atque poetis etc, то есть, что живописцы и поэты вольны писать, как им нравится и что им вздумается. Но он не удовлетворился их ответом и сказал:
— Его не без причины изобразили таким, и я догадываюсь, что перед смертью его чем-нибудь обидели и он требовал отмщения у своих родственников. Я подробнее разузнаю об этом и поступлю, как окажется нужным.
После того он не вернулся в Пуатье, а пожелал посетить другие университеты Франции и, приехав в Ла-Рошель, сел на корабль и прибыл в Бордо, где не встретил большого оживления и увидел только, как на морском берегу лодочники играли в лунки.
Оттуда проехал в Тулузу, где очень хорошо научился танцевать и фехтовать обеими руками, как это в обычае у студентов того университета; но он недолго пробыл в Тулузе, когда увидел, что там профессоров поджаривали живыми, как каких-нибудь копченых сельдей, и сказал:
— Спаси меня Бог от такой смерти; я уже по природе своей склонен к жажде и не нуждаюсь в том, чтобы меня подогревали.
После того он приехал в Монпелье, где нашел прекрасные вина и веселую компанию и задумал было заняться изучением медицины; но пришел к заключению, что это слишком тяжелая и грустная профессия и что от врачей пахнет клистиром, как от старых чертей. Поэтому он решил заняться лучше юриспруденцией, но, увидя, что там всего-то было три вшивых и один плешивый юрист, уехал оттуда.
И по дороге объехал Гардский мост и Нимский амфитеатр менее, чем в три часа, что представляется скорее божеским, нежели человеческим, делом, и прибыл в Авиньон, где не прожил и трех дней, как влюбился, потому что женщины там охотно гуляют, так как это папские владения.
Видя это, гувернер его, которого звали Эпистемон, увез его оттуда и привез в Валенсию в Дофинэ; но он вскоре увидел, что здесь удовольствия будет мало: городские буяны колотили студентов, и это его сердило. В один прекрасный день, воскресный, когда все танцевали публично, один студент тоже захотел присоединиться к танцам, но буяны этого не позволили. Увидя это, Пантагрюэль загнал их на самый берег Роны и собирался всех их утопить. Но они зарылись в земле, как кроты, на пол-лье глубины под Роной. Эту яму можно и по сие время там видеть.
После того он уехал и через три шага и один прыжок очутился в Анжере, где ему понравилось и где бы он охотно пробыл некоторое время, если бы чума не выгнала их оттуда.
И вот он приехал в Бурж, где очень долго учился — и с большим успехом — на юридическом факультете. Он говаривал, что юридические книги представляются ему великолепным, блестящим и драгоценным платьем с разводами из грязи. В мире нет более прекрасных, ученых, талантливых книг, как Пандекты; но разводы на них, то есть толкования Аккурсия[1] до того неопрятны, подлы и зловонны, что являются чистейшей грязью и дрянью.
Выехав из Буржа, прибыл в Орлеан и там нашел толпу довольно грубых студентов, которые встретили его большим пированием, и он в короткое время научился играть в мяч и вполне овладел этим искусством. Студенты того города усердно занимаются этой игрой и возили его порою на острова, чтобы там играть в мяч. А что касается того, чтобы ломать голову над книгами, то он избегал этого из боязни испортить себе зрение. Тем более, что один из профессоров часто говорил на лекциях, что нет вреднее вещи для зрения, как болезнь глаз. И когда
- ↑ Флорентинец, ум. 1260.
