лыбели двухъ змѣй: эти змѣи были маленькія и безсильныя! Но Пантагрюэль, будучи въ колыбели, творилъ болѣе удивительныя вещи. Я уже не говорю про то, что за каждой своей трапезой онъ потреблялъ молоко четырехъ тысячъ шестисотъ коровъ. И про то, что изготовленіемъ котелка, въ которомъ нужно было варить для него кашицу, заняты были всѣ сковородные мастера въ Анжу, Вильдье въ Нормандіи, Брамонѣ въ Лотарингіи и что эту кашицу подавали ему въ большой чашѣ, которая и по сіе время находится въ Буржѣ около дворца; но зубы у него были уже такъ велики и крѣпки, что онъ выкусилъ большой кусокъ у вышеупомянутой чаши, какъ это легко видѣть.
_p._14.png)
Однажды поутру, когда ему дали сосать одну изъ опредѣленныхъ для этого коровъ, — такъ какъ другой кормилицы у него никогда не бывало, какъ говоритъ исторія — онъ высвободился изъ пеленокъ, сдерживавшихъ его руки, схватилъ корову за ногу и выѣлъ у нея вымя и полъ-живота съ печенкой и почками и всю бы сожралъ ее, да только она такъ страшно ревѣла, точно волки ее терзали; и на этотъ ревъ сбѣжались люди и отняли корову у Пантагрюэля. Но коровьей ноги имъ не удалось у него отнять и онъ ее съѣлъ, какъ вы бы съѣли сосиску, а когда захотѣли отнять кость, онъ ее проглотилъ, какъ бакланъ глотаетъ рыбку. И затѣмъ принялся вопить: «bon, bon, bon», потому что онъ еще не умѣлъ хорошо говорить и хотѣлъ дать понять, что нашелъ эго вкуснымъ и готовъ и еще поѣсть. Видя это, люди, которые ходили за нимъ, связали его толстыми канатами, какъ тѣ, что изготовляются въ Тенѣ для перевозки соли въ Ліонъ, или какъ тѣ, что употребляются на большомъ французскомъ кораблѣ, который стоитъ въ портѣ Грасъ въ Нормандіи. Но однажды большой медвѣдь, котораго держалъ его отецъ, сорвался съ цѣпи, и,
лыбели двух змей: эти змеи были маленькие и бессильные! Но Пантагрюэль, будучи в колыбели, творил более удивительные вещи. Я уже не говорю про то, что за каждой своей трапезой он потреблял молоко четырех тысяч шестисот коров. И про то, что изготовлением котелка, в котором нужно было варить для него кашицу, заняты были все сковородные мастера в Анжу, Вильдье в Нормандии, Брамоне в Лотарингии и что эту кашицу подавали ему в большой чаше, которая и по сие время находится в Бурже около дворца; но зубы у него были уже так велики и крепки, что он выкусил большой кусок у вышеупомянутой чаши, как это легко видеть.
Однажды поутру, когда ему дали сосать одну из определенных для этого коров, — так как другой кормилицы у него никогда не бывало, как говорит история — он высвободился из пеленок, сдерживавших его руки, схватил корову за ногу и выел у неё вымя и пол-живота с печенкой и почками и всю бы сожрал ее, да только она так страшно ревела, точно волки ее терзали; и на этот рев сбежались люди и отняли корову у Пантагрюэля. Но коровьей ноги им не удалось у него отнять и он ее съел, как вы бы съели сосиску, а когда захотели отнять кость, он ее проглотил, как баклан глотает рыбку. И затем принялся вопить: «bon, bon, bon», потому что он еще не умел хорошо говорить и хотел дать понять, что нашел эго вкусным и готов и еще поесть. Видя это, люди, которые ходили за ним, связали его толстыми канатами, как те, что изготовляются в Тене для перевозки соли в Лион, или как те, что употребляются на большом французском корабле, который стоит в порте Грас в Нормандии. Но однажды большой медведь, которого держал его отец, сорвался с цепи, и,
