кавалеріи, восьмидесяти девяти тысячъ стрѣльцовъ, ста сорока тысячъ пѣхоты, одиннадцати тысячъ двухсотъ артиллерійскихъ орудій различнаго калибра и сорока семи тысячъ піонеровъ; жалованье людямъ и провіантъ для нихъ были обезпечены въ продолженіе шести мѣсяцевъ и четырехъ дней.
На это предложеніе Грангузье не далъ своего согласія, но и не отказался отъ него.
Поблагодаривъ ихъ отъ всего сердца, онъ сказалъ, что докончитъ эту войну такими средствами, что не нужно будетъ безпокоить столькихъ добрыхъ людей. И послалъ лишь за легіонами, которые содержалъ обыкновенно въ своихъ крѣпостяхъ Ла-Девиньеръ, Шавини, Граво и Кенкене, и численность которыхъ доходила до двухъ тысячъ пятисотъ рейтаровъ, шестидесяти шести тысячъ пѣхотинцевъ, двадцати шести тысячъ стрѣльцовъ, двухсотъ крупныхъ артиллерійскихъ орудій, двадцати двухъ тысячъ піонеровъ и шести тысячъ легкой кавалеріи, раздѣленныхъ на отряды, изъ которыхъ каждый насчитывалъ своихъ казначеевъ и маркитантокъ, кузнецовъ, оружейниковъ и другихъ людей, необходимыхъ въ военномъ дѣлѣ, опытныхъ въ военномъ искусствѣ, хорошо вооруженныхъ, прекрасно Дисциплинированныхъ и вѣрныхъ своему знамени, понятливыхъ и послушныхъ своимъ вождямъ, неутомимыхъ въ маршировкѣ, смѣлыхъ въ нападеніи и осторожныхъ въ дѣйствіи, напоминавшихъ своей стройной организаціей скорѣе органную гармонію или ходъ заведенныхъ часовъ, нежели армію или жандармерію.
Тукдильонъ, вернувшись въ крѣпость, представился Пикрошолю и пространно пересказалъ ему о томъ, что дѣлалъ и что видѣлъ. Въ заключеніе посовѣтовалъ, въ очень сильныхъ выраженіяхъ, помириться съ Грангузье, который при ближайшемъ знакомствѣ оказался прекраснѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ; онъ прибавилъ, что не благородно и не разумно притѣснять сосѣдей, отъ которыхъ никогда ничего кромѣ добра не видѣлъ. А самое главное, это — то, что они не выйдутъ изъ этого предпріятія иначе какъ съ большимъ вредомъ и урономъ для самихъ себя: могущество Пикрошоля не такъ велико, чтобы онъ могъ справиться съ Грангузье.
Не успѣлъ Тукдильонъ это выговорить, какъ Гастиво громко сказалъ:
— Какъ несчастенъ государь, которому служатъ такіе люди, что ихъ легко подкупить, какъ вотъ этого Тукдильона. Я вижу, что мужество совсѣмъ измѣнило ему и онъ готовъ былъ бы примкнуть къ нашимъ врагамъ, воевать съ нами и намъ измѣнить, если бы только они захотѣли его удержать при себѣ; но если добродѣтель всѣмъ мила и любезна, какъ друзьямъ, такъ и ворогамъ, то злодѣйство во всѣхъ возбуждаетъ недовѣріе и скоро обнаруживается. И хотя враги и пользовались имъ для своихъ цѣлей, но они тѣмъ не менѣе презираютъ злодѣевъ и измѣнниковъ.
При этихъ словахъ Тукдильонъ, разсердись, вынулъ шпагу и прокололъ Гастиво немного повыше лѣваго соска, и тотъ немедленно испустилъ духъ. Тукдильонъ же, вытащивъ шпагу изъ мертваго тѣла, откровенно высказалъ:
— Да погибнетъ такъ всякій, кто осмѣлится порицать вѣрныхъ слугъ своего короля!
Пикрошоль внезапно разъярился и видя, что шпага и ножны Тукдильона всѣ въ крови, воскликнулъ:
— Развѣ тебѣ затѣмъ дали это оружіе, чтобы ты въ моемъ присутствіи измѣннически убилъ моего добраго друга Гастиво?
И приказалъ своимъ стрѣльцамъ изрубить Тукдильона, что и было немедленно выполнено съ такой жестокостью, что весь покой залитъ былъ кровью. Послѣ того Пикрошоль велѣлъ съ честью похоронить Гастиво, а трупъ Тукдильона сбросить со стѣнъ въ долину.
Извѣстіе объ этихъ злодѣяніяхъ распространилось во всей арміи, и многіе начали роптать на Пикрошоля, которому Грипмино сказалъ:
— Господинъ, не знаю, какой исходъ будетъ имѣть ваше предпріятіе. Я вижу, что у вашихъ людей мужество
кавалерии, восьмидесяти девяти тысяч стрельцов, ста сорока тысяч пехоты, одиннадцати тысяч двухсот артиллерийских орудий различного калибра и сорока семи тысяч пионеров; жалованье людям и провиант для них были обеспечены в продолжение шести месяцев и четырех дней.
На это предложение Грангузье не дал своего согласия, но и не отказался от него.
Поблагодарив их от всего сердца, он сказал, что докончит эту войну такими средствами, что не нужно будет беспокоить стольких добрых людей. И послал лишь за легионами, которые содержал обыкновенно в своих крепостях Ла-Девиньер, Шавини, Граво и Кенкене, и численность которых доходила до двух тысяч пятисот рейтаров, шестидесяти шести тысяч пехотинцев, двадцати шести тысяч стрельцов, двухсот крупных артиллерийских орудий, двадцати двух тысяч пионеров и шести тысяч легкой кавалерии, разделенных на отряды, из которых каждый насчитывал своих казначеев и маркитанток, кузнецов, оружейников и других людей, необходимых в военном деле, опытных в военном искусстве, хорошо вооруженных, прекрасно Дисциплинированных и верных своему знамени, понятливых и послушных своим вождям, неутомимых в маршировке, смелых в нападении и осторожных в действии, напоминавших своей стройной организацией скорее органную гармонию или ход заведенных часов, нежели армию или жандармерию.
Тукдильон, вернувшись в крепость, представился Пикрошолю и пространно пересказал ему о том, что делал и что видел. В заключение посоветовал, в очень сильных выражениях, помириться с Грангузье, который при ближайшем знакомстве оказался прекраснейшим человеком в мире; он прибавил, что не благородно и не разумно притеснять соседей, от которых никогда ничего кроме добра не видел. А самое главное, это — то, что они не выйдут из этого предприятия иначе как с большим вредом и уроном для самих себя: могущество Пикрошоля не так велико, чтобы он мог справиться с Грангузье.
Не успел Тукдильон это выговорить, как Гастиво громко сказал:
— Как несчастен государь, которому служат такие люди, что их легко подкупить, как вот этого Тукдильона. Я вижу, что мужество совсем изменило ему и он готов был бы примкнуть к нашим врагам, воевать с нами и нам изменить, если бы только они захотели его удержать при себе; но если добродетель всем мила и любезна, как друзьям, так и ворогам, то злодейство во всех возбуждает недоверие и скоро обнаруживается. И хотя враги и пользовались им для своих целей, но они тем не менее презирают злодеев и изменников.
При этих словах Тукдильон, рассердись, вынул шпагу и проколол Гастиво немного повыше левого соска, и тот немедленно испустил дух. Тукдильон же, вытащив шпагу из мертвого тела, откровенно высказал:
— Да погибнет так всякий, кто осмелится порицать верных слуг своего короля!
Пикрошоль внезапно разъярился и видя, что шпага и ножны Тукдильона все в крови, воскликнул:
— Разве тебе затем дали это оружие, чтобы ты в моем присутствии изменнически убил моего доброго друга Гастиво?
И приказал своим стрельцам изрубить Тукдильона, что и было немедленно выполнено с такой жестокостью, что весь покой залит был кровью. После того Пикрошоль велел с честью похоронить Гастиво, а труп Тукдильона сбросить со стен в долину.
Известие об этих злодеяниях распространилось во всей армии, и многие начали роптать на Пикрошоля, которому Грипмино сказал:
— Господин, не знаю, какой исход будет иметь ваше предприятие. Я вижу, что у ваших людей мужество