Послѣ того велѣлъ наложить въ ихъ дорожныя сумы съѣстныхъ припасовъ, нѣсколько бутылокъ вина и далъ каждому изъ нихъ по коню, для облегченія пути, и нѣсколько денегъ.
После того велел наложить в их дорожные сумы съестных припасов, несколько бутылок вина и дал каждому из них по коню, для облегчения пути, и несколько денег.
Тукдильонъ былъ представленъ Грангузье, и тотъ разспрашивалъ его про предпріятіе и дѣла Пикрошоля и про то, какой дѣли хотѣлъ онъ добиться всѣмъ этимъ буйствомъ. На это Тукдильонъ отвѣчалъ, что цѣль его и намѣреніе завоевать, если можно, весь край, въ отместку за обиду, нанесенную его пирожникамъ.
— Это, — сказалъ Грангузье, — слишкомъ обширное предпріятіе; кто гонится за большимъ, потеряетъ и малое. Не тѣ времена нынче, чтобы завоевывать королевства съ вредомъ для своихъ ближнихъ и братій во Христѣ. Такое подражаніе древнимъ Геркулесамъ, Александрамъ, Ганнибаламъ, Сципіонамъ, Цезарямъ и другимъ подобнымъ противно ученію Евангелія, по которому намъ повелѣно охранять, спасать, править и управлять каждому своей страной и своими землями, а не вторгаться непріятелемъ въ чужія. И то, что сарацины и варвары звали во время оно подвигами, мы называемъ разбойничествомъ и злодѣйствомъ. Лучше бы ему было сидѣть у себя дома, по-царски управляя имъ, нежели нападать на мой домъ, грабить его какъ врагъ, потому что хорошимъ управленіемъ онъ бы его пріумножилъ, а за то, что меня грабилъ, онъ погибнетъ. Убирайтесь, ради Бога; послушайтесь внушеній разума и укажите своему королю на сознанныя вами ошибки и никогда ничего не совѣтуйте ему такого, что клонилось бы только къ вашей личной выгодѣ, ибо то, что наноситъ ущербъ общему благу, въ концѣ концовъ повредитъ и личному. Что касается вашего выкупа, то дарю его вамъ сполна и хочу также, чтобы вамъ возвратили и вашихъ коней, какъ это дѣлается между сосѣдями и давнишними пріятелями, такъ какъ возникшая между нами распря не можетъ, собственно говоря, назваться войной. Какъ и Платонъ (libr. V, De repub.) не хотѣлъ называть войною, а звалъ бунтомъ, когда греки вставали съ оружіемъ другъ на друга: если случится такая бѣда, говоритъ онъ, то слѣдуетъ дѣйствовать съ большой умѣренностью. Если назвать нашу распрю войной, то надо сказать, что она очень поверхностна и не проникаетъ въ глубину нашихъ сердецъ. Вѣдь никому изъ насъ не было нанесено оскорбленія чести, и весь вопросъ въ сущности сводится къ тому, чтобы исправить ошибки, совершенныя какъ нашими, такъ и вашими людьми. И вамъ слѣдовало не обращать вниманія на это, потому что затѣявшіе ссору люди заслуживали скорѣе порицанія, нежели заступничества, тѣмъ болѣе что я предлагалъ вознаградить ихъ за причиненный имъ ущербъ. Господь разсудитъ насъ, и я умоляю Его лучше призвать меня изъ этой жизни и отнять у меня все мое имѣніе, нежели допустить, чтобы мои люди въ чемъ-нибудь черезъ меня пострадали.
Сказавъ это, призвалъ монаха и при всѣхъ спросилъ его:
— Братъ Жанъ, добрый другъ мой, вѣдь вы взяли въ плѣнъ капитана Тукдильона, здѣсь находящагося?
— Государь, — отвѣчалъ монахъ, — онъ самъ передъ вами, онъ совершеннолѣтній и разумный человѣкъ; пусть лучше самъ вамъ сознается.
— Совершенно вѣрно, — сказалъ Тукдильонъ, — господинъ, онъ въ самомъ дѣлѣ взялъ меня въ плѣнъ, и я ему добровольно сдался.
— Назначили ли вы ему выкупъ? — спросилъ Грангузье у монаха.
— Нѣтъ, — отвѣчалъ монахъ. И не подумалъ объ этомъ.
— Сколько вы хотите за его полонъ? — спросилъ Грангузье.
— Ничего, ничего, — отвѣчалъ монахъ, — я не затѣмъ взялъ его въ плѣнъ.
Тукдильон был представлен Грангузье, и тот расспрашивал его про предприятие и дела Пикрошоля и про то, какой дели хотел он добиться всем этим буйством. На это Тукдильон отвечал, что цель его и намерение завоевать, если можно, весь край, в отместку за обиду, нанесенную его пирожникам.
— Это, — сказал Грангузье, — слишком обширное предприятие; кто гонится за большим, потеряет и малое. Не те времена нынче, чтобы завоевывать королевства с вредом для своих ближних и братий во Христе. Такое подражание древним Геркулесам, Александрам, Ганнибалам, Сципионам, Цезарям и другим подобным противно учению Евангелия, по которому нам повелено охранять, спасать, править и управлять каждому своей страной и своими землями, а не вторгаться неприятелем в чужие. И то, что сарацины и варвары звали во время оно подвигами, мы называем разбойничеством и злодейством. Лучше бы ему было сидеть у себя дома, по-царски управляя им, нежели нападать на мой дом, грабить его как враг, потому что хорошим управлением он бы его приумножил, а за то, что меня грабил, он погибнет. Убирайтесь, ради Бога; послушайтесь внушений разума и укажите своему королю на сознанные вами ошибки и никогда ничего не советуйте ему такого, что клонилось бы только к вашей личной выгоде, ибо то, что наносит ущерб общему благу, в конце концов повредит и личному. Что касается вашего выкупа, то дарю его вам сполна и хочу также, чтобы вам возвратили и ваших коней, как это делается между соседями и давнишними приятелями, так как возникшая между нами распря не может, собственно говоря, назваться войной. Как и Платон (libr. V, De repub.) не хотел называть войною, а звал бунтом, когда греки вставали с оружием друг на друга: если случится такая беда, говорит он, то следует действовать с большой умеренностью. Если назвать нашу распрю войной, то надо сказать, что она очень поверхностна и не проникает в глубину наших сердец. Ведь никому из нас не было нанесено оскорбления чести, и весь вопрос в сущности сводится к тому, чтобы исправить ошибки, совершенные как нашими, так и вашими людьми. И вам следовало не обращать внимания на это, потому что затеявшие ссору люди заслуживали скорее порицания, нежели заступничества, тем более что я предлагал вознаградить их за причиненный им ущерб. Господь рассудит нас, и я умоляю Его лучше призвать меня из этой жизни и отнять у меня всё мое имение, нежели допустить, чтобы мои люди в чём-нибудь через меня пострадали.
Сказав это, призвал монаха и при всех спросил его:
— Брат Жан, добрый друг мой, ведь вы взяли в плен капитана Тукдильона, здесь находящегося?
— Государь, — отвечал монах, — он сам перед вами, он совершеннолетний и разумный человек; пусть лучше сам вам сознается.
— Совершенно верно, — сказал Тукдильон, — господин, он в самом деле взял меня в плен, и я ему добровольно сдался.
— Назначили ли вы ему выкуп? — спросил Грангузье у монаха.
— Нет, — отвечал монах. И не подумал об этом.
— Сколько вы хотите за его полон? — спросил Грангузье.
— Ничего, ничего, — отвечал монах, — я не затем взял его в плен.
