— Надобно его изобрѣсть, — отвѣчалъ какой-то шутливый членъ этого серьезнаго общества.
— Просить доктора Фергюссона! — сказалъ просто сэръ Френсисъ М...
И докторъ вошелъ среди грома рукоплесканій, не обнаруживая впрочемъ ни малѣйшаго смущения.
Это былъ господин лѣтъ сорока, обыкновеннаго роста и сложенія; сангвиническій темпераментъ его выказывался въ усиленномъ румянцѣ; лицо его было холодно съ правильными чертами и съ большим носомъ, въ видѣ корабельнаго носа, какъ и слѣдуетъ у человѣка, предназначеннаго къ открытіямъ. Весьма кроткіе глаза его, скорѣе умные, нежели смѣлые, придавали много прелести его физіономіи; руки у него были длинны, а поступь обнаруживала въ докторѣ замѣчательнаго ходока.
Спокойная важность вѣяла отъ всей особы Фергюссона, и никому не приходило въ голову, чтобъ онъ могъ быть орудіемъ самомалѣйшей мистификаціи.
Поэтому «ура» и рукоплесканія прекратились только тогда, когда докторъ Фергюссонъ просил вниманія весьма пріятнымъ жестомъ. Направясь къ креслу, приготовленному для его представленія, онъ остановился, и съ вдохновеннымъ взоромъ, поднявъ указательный палец правой руки кверху, раскрылъ ротъ и произнесъ одно только слово:
— «Excelsior!»
Нѣтъ! никогда неожиданные вопросы (интерпеляціи) гг. Брайта и Кобдена, никогда требованіе лордомъ Пальмерстономъ экстраординарныхъ фондовъ на укрѣпленія береговъ Англіи не имѣли подобнаго успѣха. Рѣчь сэра Френсиса М. была превзойдена и въ значительной степени. Докторъ въ одно и то же время показалъ себя величественнымъ, великимъ, воздержнымъ и умѣреннымъ; онъ произнесъ слово:
— Надобно его изобресть, — отвечал какой-то шутливый член этого серьезного общества.
— Просить доктора Фергюссона! — сказал просто сэр Френсис М...
И доктор вошел среди грома рукоплесканий, не обнаруживая впрочем ни малейшего смущения.
Это был господин лет сорока, обыкновенного роста и сложения; сангвинический темперамент его выказывался в усиленном румянце; лицо его было холодно с правильными чертами и с большим носом, в виде корабельного носа, как и следует у человека, предназначенного к открытиям. Весьма кроткие глаза его, скорее умные, нежели смелые, придавали много прелести его физиономии; руки у него были длинны, а поступь обнаруживала в докторе замечательного ходока.
Спокойная важность веяла от всей особы Фергюссона, и никому не приходило в голову, чтоб он мог быть орудием самомалейшей мистификации.
Поэтому «ура» и рукоплескания прекратились только тогда, когда доктор Фергюссон просил внимания весьма приятным жестом. Направясь к креслу, приготовленному для его представления, он остановился, и с вдохновенным взором, подняв указательный палец правой руки кверху, раскрыл рот и произнес одно только слово:
— «Excelsior!»
Нетъ! никогда неожиданные вопросы (интерпеляции) гг. Брайта и Кобдена, никогда требование лордом Пальмерстоном экстраординарных фондов на укрепления берегов Англии не имели подобного успеха. Речь сэра Френсиса М. была превзойдена и в значительной степени. Доктор в одно и то же время показал себя величественным, великим, воздержным и умеренным; он произнес слово:
