и онъ едва успѣлъ надѣть латы и кинуться со своимъ отрядомъ на подскакавшихъ сарацинскихъ всадниковъ. Онъ одержалъ побѣду и въ благодарность за это включилъ смиреннаго обитателя полей въ свой гербъ.
Розу съ корнями посадили въ вазу — и какую вазу! Изъ голубого севрскаго фарфора съ бордюрами, завитками, чудной живописью и позолотой. Выситься въ ней на одинъ дюймъ было все равно, что въ другомъ мѣстѣ на четыре фута.
Чтобы описать ощущеніе розы, не хватило бы и цѣлой книги. Сердце ея такъ трепетало отъ восторга, что она чуть не растеряла своихъ лепестковъ; и только, призвавъ на помощь тщеславіе, она могла умѣрить свое волненіе. Садовники сняли значительную часть земли съ ея корней и почему-то переговаривались о томъ, что она можетъ отъ этого умереть. Но роза не придала значенія ихъ словамъ. Ее посадили въ севрскую вазу, и она тѣшилась, какъ дама, надѣвающая дорогой бальный туалетъ.
Въ вазѣ роза чувствовала себя, какъ въ тѣсномъ платьѣ, и не могла дышать, но, какъ гласитъ старинная пословица, гордость подавляетъ страданіе, и, можетъ-быть, чѣмъ безмысленнѣе гордость, тѣмъ меньше чувствуется страданіе, по крайней мѣрѣ, въ первую минуту.
Ей прикрыли корни мхомъ и привязали ея вѣтки
