Стоишь, какъ Себастьянъ, пронизанный стрѣлами,
Безъ силъ вздохнуть.
Стоишь, какъ Себастьянъ, пронизанный стрѣлами
Въ плечо и грудь.
Твои враги кругомъ, съ веселымъ смѣхомъ, смотрятъ,
Сгибая лукъ.
Твои враги кругомъ, съ веселымъ смѣхомъ, смотрятъ
На смѣны мукъ.
Горитъ костеръ, горитъ, и стрѣлы жалятъ нѣжно
Въ вечерній часъ.
Горитъ костеръ, горитъ, и стрѣлы жалятъ нѣжно
Въ послѣдній разъ.
Что жъ не спѣшитъ она къ твоимъ устамъ предсмертнымъ,
Твоя мечта?
Что жъ не спѣшитъ она — къ твоимъ устамъ предсмертнымъ
Прижать уста!
Стоишь, как Себастьян, пронизанный стрелами,
Без сил вздохнуть.
Стоишь, как Себастьян, пронизанный стрелами
В плечо и грудь.
Твои враги кругом, с веселым смехом, смотрят,
Сгибая лук.
Твои враги кругом, с веселым смехом, смотрят
На смены мук.
Горит костер, горит, и стрелы жалят нежно
В вечерний час.
Горит костер, горит, и стрелы жалят нежно
В последний раз.
Что ж не спешит она к твоим устам предсмертным,
Твоя мечта?
Что ж не спешит она — к твоим устам предсмертным
Прижать уста!
Въ сумракѣ вечера ты — неподвижна,
Въ бѣломъ священномъ вѣнцѣ.
Въ сумракѣ вечера мнѣ непостижна
Скорбь на спокойномъ лицѣ.
В сумраке вечера ты — неподвижна,
В белом священном венце.
В сумраке вечера мне непостижна
Скорбь на спокойном лице.