Почему мы снова вброшены
Вмѣстѣ въ тайну темноты?
Иль не всѣ надежды скошены,
Словно осенью цвѣты?
Мы, безвольные, простертые,
Вновь — на ложѣ страстныхъ мукъ.
Иль въ могилѣ двое, мертвые,
Оплели изгибы рукъ?
Или тѣни безтѣлесныя,
Давней страсти не забывъ,
Все хранятъ объятья тѣсныя,
Длятъ безсмысленный порывъ?
Боже сильный, власть имѣющій,
Воззови насъ къ жизни вновь, —
Иль оставь въ могилѣ тлѣющей, —
Страшенъ, страшенъ сонъ яснѣющій,
Наша мертвая любовь!
Почему мы снова вброшены
Вместе в тайну темноты?
Иль не все надежды скошены,
Словно осенью цветы?
Мы, безвольные, простертые,
Вновь — на ложе страстных мук.
Иль в могиле двое, мертвые,
Оплели изгибы рук?
Или тени бестелесные,
Давней страсти не забыв,
Все хранят объятья тесные,
Длят бессмысленный порыв?
Боже сильный, власть имеющий,
Воззови нас к жизни вновь, —
Иль оставь в могиле тлеющей, —
Страшен, страшен сон яснеющий,
Наша мертвая любовь!
Понялъ! мы въ раю!Stephanos.
— „Ты — мой, какъ прежде?“ — „Твой, какъ прежде!“
— „Ты счастливъ?“ — „Счастливъ.“ — „Все, какъ прежде!“
Полночь въ стекла сонно бьетъ.
Ночь свершаетъ свой обходъ.
Понял! мы в раю!Stephanos.
— «Ты — мой, как прежде?» — «Твой, как прежде!»
— «Ты счастлив?» — «Счастлив.» — «Все, как прежде!»
Полночь в стекла сонно бьет.
Ночь свершает свой обход.
