Но въ вѣчныхъ даляхъ не устанетъ
Земля — чертить круги орбитъ,
И много пѣсенъ въ бездну канетъ,
И много шумовъ отзвучитъ.
И новымъ людямъ, въ жизни новой,
Какъ нынче, ясенъ и пѣвучъ,
Все будетъ пѣть, за мглой еловой,
Твоихъ стиховъ безсмертный ключъ!
И будетъ лѣсовикъ, какъ прежде,
Глядѣться въ зеркалѣ его,
И Ангелъ, въ пламенной одеждѣ,
Надъ нимъ сіять подъ Рождество!
Но в вечных далях не устанет
Земля — чертить круги орбит,
И много песен в бездну канет,
И много шумов отзвучит.
И новым людям, в жизни новой,
Как нынче, ясен и певуч,
Все будет петь, за мглой еловой,
Твоих стихов бессмертный ключ!
И будет лесовик, как прежде,
Глядеться в зеркале его,
И Ангел, в пламенной одежде,
Над ним сиять под Рождество!
Насъ не призвалъ посланникъ Божій,
Въ свой часъ, какъ братьевъ отъ сѣтей,
И долго были непохожи
Изгибы нашихъ двухъ путей.
Ты былъ, безуміемъ и вѣрой,
На высь Ѳавора возведенъ;
Какъ Данте, яростной пантерой,
Былъ загнанъ я на горный склонъ.
Нас не призвал посланник божий,
В свой час, как братьев от сетей,
И долго были непохожи
Изгибы наших двух путей.
Ты был, безумием и верой,
На высь Фавора возведен;
Как Данте, яростной пантерой,
Был загнан я на горный склон.
