зятя Ивана Филимонова [который выдаетъ на иностранныя суда изъ сараевъ тесъ и брусья] отобѣдавши, въ тамошней осьмивесельной шлюпкѣ ѣздилъ я на аглицкіе корабли [коихъ въ то время было двѣнадцать], съ директоромъ лѣсной конторы Петромъ Кузьмичемъ Ниманомъ, смотрѣть какъ на нихъ нагружаютъ тесъ и брусья, однакожь того я не видалъ, а удалось только видѣть какъ, стоя у бору, засоряютъ своимъ баластомъ рейду; а съ кораблей пріѣхавши, въ вечеру всѣ были въ домѣ того лѣснаго директора Нимана, гдѣ распрощавшись поздно вечера со всѣми, пошли мы съ Сенявинымъ ночевать въ свою лодку.
Шатаючись часто въ жизнь мою но мѣстамъ, гдѣ производится торгъ моего Государя и Отечества, не нашелъ вреднѣе, какъ бракованіе полезнѣйшихъ нашихъ произведеній и произрастеній, и то единственно только во угожденіе алчныхъ и сребролюбивыхъ людей, которые безъ насъ никакъ обойдтиться не могутъ, а мы, если оставимъ наши прихоти, то смѣло можемъ забыть, есть ли они на свѣтѣ. И въ самомъ дѣлѣ, какое право имѣетъ чужестранецъ браковать нашъ товаръ? Если онъ ему не угоденъ, не бери; пускай въ ихъ отечествѣ пріемники бракуютъ товаръ у корабельщиковъ, а до насъ имъ какое дѣло? А тѣмъ самымъ сбиваютъ цѣну и разоряютъ неимущихъ и негораздо просвѣщенныхъ нашихъ соотчичей. Напримѣръ, я привезъ десять тысячь бревенъ, изъ которыхъ пять тысячь самых хорошихъ, три тысячи посредственныхъ, двѣ тысячи худыхъ. Сребролюбивый бракерь, бросаетъ совсѣмъ за негодность пять тысячь, ссылаясь на присяжную свою должность, говоритъ: и тѣ сумнительны; я уже зашелъ въ долгъ на заготовленіе сего лѣса, кредиторы меня мучаютъ, бракерь подъ видомъ своей должности, мною ругается, а иноземецъ, снюхавшись съ присяжнымъ плутомъ, говоритъ: не мое дѣло. Наконец, съ чрезвычайнымъ ущербомъ перемогаетъ мой гостинецъ лукаваго и безжалостнаго чужестранца, половину моего лѣсу принимаютъ, кой-какъ платятъ мнѣ за оный самую малую цѣну, другая половина остается на согнитіе во вредъ мнѣ, въ ущербъ Монарху и Отечеству. Я расплачиваюсь кой-какъ съ моими кредиторами, на силу мнѣ остается на годъ хлѣбъ насущный, и отвѣдавъ лѣтъ десять сего торгу,
зятя Ивана Филимонова [который выдаёт на иностранные суда из сараев тёс и брусья] отобедавши, в тамошней осьмивесельной шлюпке ездил я на аглицкие корабли [коих в то время было двенадцать], с директором лесной конторы Петром Кузьмичём Ниманом, смотреть как на них нагружают тёс и брусья, однако ж того я не видал, а удалось только видеть как, стоя у бору, засоряют своим баластом рейду; а с кораблей приехавши, в вечеру все были в доме того лесного директора Нимана, где распрощавшись поздно вечера со всеми, пошли мы с Сенявиным ночевать в свою лодку.
Шатаючись часто в жизнь мою но местам, где производится торг моего Государя и Отечества, не нашёл вреднее, как бракование полезнейших наших произведений и произрастений, и то единственно только во угождение алчных и сребролюбивых людей, которые без нас никак обойтиться не могут, а мы, если оставим наши прихоти, то смело можем забыть, есть ли они на свете. И в самом деле, какое право имеет чужестранец браковать наш товар? Если он ему не угоден, не бери; пускай в их отечестве приёмники бракуют товар у корабельщиков, а до нас им какое дело? А тем самым сбивают цену и разоряют неимущих и негораздо просвещённых наших соотчичей. Например, я привёз десять тысяч брёвен, из которых пять тысяч самых хороших, три тысячи посредственных, две тысячи худых. Сребролюбивый бракер, бросает совсем за негодность пять тысяч, ссылаясь на присяжную свою должность, говорит: и те сомнительны; я уже зашёл в долг на заготовление сего леса, кредиторы меня мучают, бракер под видом своей должности, мною ругается, а иноземец, снюхавшись с присяжным плутом, говорит: не моё дело. Наконец, с чрезвычайным ущербом перемогает мой гостинец лукавого и безжалостного чужестранца, половину моего лесу принимают, кой-как платят мне за оный самую малую цену, другая половина остается на согнитие во вред мне, в ущерб Монарху и Отечеству. Я расплачиваюсь кой-как с моими кредиторами, на силу мне остаётся на год хлеб насущный, и отведав лет десять сего торгу,
