можетъ придти въ Нангасаки. На таковое предпріятіе покуситься можно только тогда, когда произойдетъ въ Эддоской Министеріи или въ цѣломъ правленіи великая перемѣна, которой, по извѣстной Японской системѣ, наблюдаемой съ чрезвычайною строгостію, едвали ожидать можно, не взирая и на то, что толмачи, лаская Посланника, увѣряли, что отказъ въ принятіи посольства произвелъ волненіе мыслей во всей Японіи, наипаче же въ городахъ Міако и Нангасаки[1]. Впрочемъ не могу я думать, что бы запрещеніе сіе причинило великую потерю Россійской торговлѣ.
Апрѣля 6 го имѣлъ Посланникъ у полномочнаго отпускную аудіенцію, послѣ коей немедленно начали мы грузить обратно подарки, провизію, пушки, якори и канаты. Радость, что мы скоро оставимъ Японію, сбнаруживалась наипаче неутомимостію въ работѣ нашихъ служителей, которые часто по 16 ти часовъ въ день трудились почти безпрестанно и охотно, для приведенія корабля въ готовность къ отходу. Впрочемъ безъ помощи присланныхъ къ намъ Японцевъ и лодокъ не возможно было бы намъ окончить всѣ работы и быть готовыми къ 16 му Апрѣлю.
- ↑ Лейтенанту Хвостову, плававшему въ 1806 и 1807 годахъ къ сѣверному берегу Эзо, расказывали бывшіе тамъ Японцы, что по отходѣ нашемъ изъ Нангасаки произошло въ Эддо дѣйствительно возмущеніе, причиною коего было, по ихъ словамъ, непринятіе Россійскаго посольства.
