— 85 — топанье, крикъ радостй иродолжались минуту иослѣ этихъ словъ. я громѣли тавъ, что страшно становилось. Не громче было бы ура народа, пъ первый разъ встрѣчающаго царя. Надобно сознатьея, что и нѣкоторыс изъ актеровъ, осін не всогда, то во многихъ сцонахъ, нсполняли ролп свои прекрасио. Ка- ратыгинъ 1-й въ роли Велисарія былъ почти всегда превосходонъ; Караты- гина, въ роли жены, также; Брянскій—Юстиніанъ—также. Елону, дочь Ве- лисарія, играла Асонкова, милочка собою и актриса съ высокимъ дарованіемъ, съ глубокимъ сочувствіемъ къ дочсрнему чувству,—и какая милочка... Ые подумайте, маменька, что я въ нео влюбился; но, право, она такъ мила— переодѣтая въ малъчика, такъ любитъ отцл, такъ понимаетъ его, такъ уга- дываетъ всякое чувство ого, всякое желаніе, что, взглянувши на нее, не хо- чешь вспомннть о Тальони, а все бы на нее смотрѣлъ. Вся душа моя наслаж- далась чувствомъ изящнаго и высокаго, небеснаго. Не женщину видѣлъ я въ ней, а дочь, которой и въ раѣ не будетъ лучшей. Я плакалъ, я забывалъ и присѵтствіе толпы людей вокругъ моня, н содержаніе драмы, и нгру Ка- ратыгиной, Брянскаго и другихъ, и самаго сѳбя наконецъ,—все глядѣлъ на отца и на дочь, на дочь и на отца. Мнѣ наконецъ совѣстно стало, что я сижу въ креслѣ между 500 подобныхъ и подъ 5-ю ярусами ложъ, будто у себя въ одиночку, и закрылъ глаза лорнетомъ; стало совѣстно, не надолго однако: скорѣе совѣститься долженъ тотъ, которому не понятно чувство, воз- буждаемое этож> драмою, кто можѳтъ сиотрѣть на Асенковѵ, какъ на красавицу, забывая, что она дочь Велисарія. Не могу поресказать всѣхъ сценъ, моня поражавшихъ, но вотъ нѣкоторыя:—Велисарія выводятъ за городъ, снимаютъ иЬпп съ него, говорятъ, что есть ювоша, готовый быть его вожатаемъ; ио- отдаль стоитъ мальчпкъ, сердцѳ ѳго сильно бьѳтся, онъ жметъ его руками, и то молвтся, то глядитъ на старца—слѣпца, а слезы градомъ по лицу. Веди- сарій начинаѳтъ распрашивать юношу (онъ могъ нѳ узнать голоса, потому что долго былъ въ походахъ и только вчѳра возвратился съ нихъ); юношѣ не хотѣлось бы расврыть свою тайну, но чувство побѣждаетъ... Елена падаетъ къ ногамъ отца, цѣлуетъ полу его тоги, его сандалію, изъ глубины сердца восклицаетъ: «родитель!» Нублика захлопала—я зарыдалъ.—Близь одного .селѳнія, мужики собрались около Веіисарія, не зная кто онъ, н поютъ о нѳмъ пѣснь (Малютки, шлемъ ногя, просилъ для Бога—пищи лишь днѳвныя слѣнцу, котораго водилъ, кѣмъ славны Римъ и Византія): малютка Елена прижалась къ отцу, ласкаетъ его, и въ см движеніяхъ отражается смыслъ пѣснн—и овсршенно ѳстѳствонно, і вполнѣ. Мнѣ опять захотѣлось плакать,—и я за- скрылъ глаза лорнетомъ.— Велисарій возвращаѳтся въ Константинополь; уже онъ блнзко, уже виденъ. Велисарій надѣется, съ нимъ надѣется и Елена; молится, съ нимъ молится н она: опять удивительная сцена, которой я не могъ
3*
