Страница:Путевые письма (Срезневский 1895) (1).pdf/12

Эта страница была вычитана


I.
№ 1.[1] 17 Сент. 1839. Липцы. 8 часовъ вечера.[2]

Какъ бы я желалъ, милая, добрая моя Маменька, хоть разъ еще поцѣловать Вашу ручку, хоть разъ еще. Но — судьба надолго разлучила меня съ Вами. И 28 верстъ, отдѣляющія меня отъ Васъ, такъ-же грозны, какъ и тѣ тысячи, которыя долженъ я мчаться все далѣе, далѣе отъ Васъ. Мое путешествіе до сихъ поръ кажется мнѣ сномъ. Будто нѣсколько шаговъ стоитъ пройдти мнѣ, чтобы снова быть подлѣ Васъ. Будто! — Да сохранитъ милосердый Господь Богъ Ваше здоровье! Никогда не молился я такъ усердно, какъ теперь — въ продолженіе этой тяжелой станціи. Чѣмъ болѣе не вѣрилъ дѣйствительности моего отъѣзда, тѣмъ болѣе слезы капали невольно. Я плакалъ и молился. Въ молитвѣ была для меня единственная отрада. Чувствую, что причина моей разлуки съ Вами не какой-нибудь капризъ, чувствую въ себѣ и силы и ревность исполнить назначеніе, — и съ этимъ чувствомъ не мирится другое чувство, и болѣе тревожное и болѣе требовательное, чувство родственной любви. Одно время, или, лучше сказать, одна надежда, что счастіе наше еще будетъ, можетъ примирить эти чувства одно съ другимъ. Прощайте, прощайте, Маменька-душенька. Будьте здоровы, покойны.

Я опять пишу очень дурно. Пишу не своимъ перомъ, и спѣшу; при томъ же надобно смотрѣть и какъ перекладываютъ съ воза на возъ, а потому нельзя и не спѣшить. Какъ ѣхалъ я, можете судить изъ того, что только въ 8 часовъ вечера добрался до Липецъ. Ѣхалъ большею частію шагомъ.

Пока было видно все разсматривалъ виды, припоминалъ, гдѣ останавливались мы ворочаясь изъ Бѣлгорода, — и гдѣ арбузы ѣли, и гдѣ пѣшкомъ шли по песку, и гдѣ нашъ ямщикъ, нашъ Яшинька — охъ — болѣлъ. Горькія воспоминанія! Горькія потому, что все это прошлое и можетъ быть надолго невозвратное.

Отъ всей души благодарю добрую, почтенную Марѳу Ивановну[3] за участіе, которое она приняла такъ усердно въ нашей разлукѣ. Марьѣ Ѳедоровнѣ[4] и

  1. №№ на письмахъ принаддежатъ И. И. Срезновскому; онн иногда не точны, но удержаны нами, такъ какъ въ нѣкоторыхъ позднѣйшихъ письмахъ онъ говорптъ о прежнихь, обозначая ихъ №№-ми. Настоящій, нами данный счетъ писемъ, обозначается Римскими цифрами.
  2. Сверху надписано рукою Е. И. Срезневской: «получено 19-го».
  3. М. И. Фидлеръ, жена Г. Г. Фидлера, бывшаго въ Харьковѣ аптекаремъ.
  4. М. Ѳ. Питра, мать Адольфа Сам. Питры, впослѣдствіи профессора ботаники и ректора Харьковскаго университета, и Альберта Сам. Питры, впосл. проф. судебной медицины въ Харьковскомъ унив.; семья ихъ отца С. Питры, бывшаго лаборантомъ въ Харьковскомъ унив., была близка съ семьей Срезневскихъ.
Тот же текст в современной орфографии


I
№ 1.[1] 17 сент. 1839. Липцы. 8 часов вечера.[2]

Как бы я желал, милая, добрая моя Маменька, хоть раз еще поцеловать Вашу ручку, хоть раз еще. Но — судьба надолго разлучила меня с Вами. И двадцать восемь верст, отделяющие меня от Вас, так же грозны, как и те тысячи, которые должен я мчаться всё далее, далее от Вас. Мое путешествие до сих пор кажется мне сном. Будто несколько шагов стоит пройти мне, чтобы снова быть подле Вас. Будто! — Да сохранит милосердый Господь Бог Ваше здоровье! Никогда не молился я так усердно, как теперь — в продолжение этой тяжелой станции. Чем более не верил действительности моего отъезда, тем более слезы капали невольно. Я плакал и молился. В молитве была для меня единственная отрада. Чувствую, что причина моей разлуки с Вами не какой-нибудь каприз, чувствую в себе и силы и ревность исполнить назначение, — и с этим чувством не мирится другое чувство, и более тревожное и более требовательное, чувство родственной любви. Одно время или, лучше сказать, одна надежда, что счастие наше еще будет, может примирить эти чувства одно с другим. Прощайте, прощайте, Маменька-душенька. Будьте здоровы, покойны.

Я опять пишу очень дурно. Пишу не своим пером, и спешу; притом же надобно смотреть и как перекладывают с воза на воз, а потому нельзя и не спешить. Как ехал я, можете судить из того, что только в восемь часов вечера добрался до Липец. Ехал большею частию шагом.

Пока было видно, все рассматривал виды, припоминал, где останавливались мы ворочаясь из Белгорода, — и где арбузы ели, и где пешком шли по песку, и где наш ямщик, наш Яшинька — ох — болел. Горькие воспоминания! Горькие потому, что все это прошлое и, может быть, надолго невозвратное.

От всей души благодарю добрую, почтенную Марфу Ивановну[3] за участие, которое она приняла так усердно в нашей разлуке. Марье Федоровне[4] и

  1. №№ на письмах принаддежат И. И. Срезновскому; онн иногда не точны, но удержаны нами, так как в некоторых позднейших письмах он говорпт о прежнихь, обозначая их №№-ми. Настоящий, нами данный счет писем, обозначается Римскими цифрами.
  2. Сверху надписано рукою Е. И. Срезневской: «получено 19-го».
  3. М. И. Фидлер, жена Г. Г. Фидлера, бывшего в Харькове аптекарем.
  4. М. Ф. Питра, мать Адольфа Сам. Питры, впоследствии профессора ботаники и ректора Харьковского университета, и Альберта Сам. Питры, впосл. проф. судебной медицины в Харьковском унив.; семья их отца, С. Питры, бывшего лаборантом в Харьковском унив., была близка с семьей Срезневских.