20 Ты ведешь по переходамъ,
Гдѣ ужь нѣтъ намъ Аріадны.
Ты какъ свѣтъ встаешь подъ сводомъ,
Гдѣ въ Іюлѣ дни прохладны.
Ты звенишь въ тюрьмѣ жестокой
25 Монастырскими ключами.
Ты горишь, и ты высокій,
Ты горишь звѣздой надъ нами.
Но въ то время какъ сгораетъ
Узникъ дней, тобой зажженный,—
30 И тюремщикъ повторяетъ
То же имя, въ жизни сонной.
Но въ то время какъ свѣчами
Предъ тобою таютъ души,—
Ты вбиваешь съ палачами
35 Гвозди въ сердце, въ очи, въ уши.
И не видятъ, и не слышутъ,
И не чувствуютъ—съ тобою,
Кровью смотрятъ, кровью дышутъ,
Кровь зовутъ своей судьбою.
40 И схвативъ—какъ двѣ собаки
Кость хватаютъ разъяренно—
Крестъ схвативъ въ глубокомъ мракѣ,
Два врага скользятъ уклонно.
И твоей облитый кровью,
45 Крестъ дрожитъ, какъ коромысло,
|
Тот же текст в современной орфографии
20 Ты ведёшь по переходам,
Где уж нет нам Ариадны.
Ты как свет встаёшь под сводом,
Где в июле дни прохладны.
Ты звенишь в тюрьме жестокой
25 Монастырскими ключами.
Ты горишь, и ты высокий,
Ты горишь звездой над нами.
Но в то время как сгорает
Узник дней, тобой зажжённый, —
30 И тюремщик повторяет
То же имя, в жизни сонной.
Но в то время как свечами
Пред тобою тают души, —
Ты вбиваешь с палачами
35 Гвозди в сердце, в очи, в уши.
И не видят, и не слышут,
И не чувствуют — с тобою,
Кровью смотрят, кровью дышут,
Кровь зовут своей судьбою.
40 И схватив — как две собаки
Кость хватают разъярённо —
Крест схватив в глубоком мраке,
Два врага скользят уклонно.
И твоей облитый кровью,
45 Крест дрожит, как коромысло,
|
