возможна только подъ тѣмъ условіемъ, что всѣ мы будемъ флейтистами, — на столько, на сколько каждый въ состояніи изучить этотъ инструментъ. Тогда, конечно, и каждый въ отдѣльности, и вся община будетъ укоризненно относиться къ тону, кто нехорошо играетъ, и мы не будемъ дорожиться нашимъ пониманіемъ игры, какъ и теперь никто не дорожится наставленіями о преступномъ и законномъ, не въ примѣръ другимъ своимъ познаніямъ- Теперь всѣмъ намъ на пользу взаимная непреступность и доблесть, а потому каждый готовъ наставлять и научать другого непреступноиу и законному. А разъ мы обнаружимъ въ такой же степени всю готовность обучать другъ друга игрѣ на флейтѣ, то неужели, Сократъ, но твоему, у сыновей хорошихъ флейтистовъ будетъ больше шансовъ для совершенствованія въ игрѣ на флейтѣ, чѣмъ у сыновей дурныхъ флейтистовъ^ Не думаю; но чей сынъ но своимъ дарованіямъ больше расположенъ къ игрѣ на флейтѣ, тотъ и выдвинется, а чей меньше, тотъ и останется въ тѣни. И часто у хорошихъ флейтистовъ сыновья будутъ играть плохо и, на оборотъ, у плохихъ — хорошо. При всемъ томъ, однако, флейтистами будутъ всѣ на столько, на сколько это нужно, чтобы называться флейтистомъ въ сравненіи съ людьми, совершенно не занимающимися игрою на флейтѣ и не смыслящими въ вей ничего. Точно также и теперь, повѣрь, тотъ, кто среди воспитанныхъ людьми и законами кажется весьма преступнымъ, все же будетъ непреступнымъ и тоже своего рода знатокомъ дѣла въ сравненіи съ людьми, у которыхъ нельзя бы предположить ни воспитанія, ни судилищъ, ни законовъ, ни вообіце необходимости изо всѣхъ силъ заботиться о доблести, а которые жили бы, какъ тѣ дикари, что въ прошломъ году поставилъ на сцену въ Линійскій праздникъ[1] поэтъ Ферекратъ. Въ самомъ дѣлѣ, очутившись между такими субъектами, какъ тѣ нелюдимы въ хорѣ уиомянутой комедіи, ты былъ бы радъ, встрѣтясь тамъ съ Евриватомъ и Фринондомъ[2]. и за-
возможна только под тем условием, что все мы будем флейтистами, — на столько, на сколько каждый в состоянии изучить этот инструмент. Тогда, конечно, и каждый в отдельности, и вся община будет укоризненно относиться к тону, кто нехорошо играет, и мы не будем дорожиться нашим пониманием игры, как и теперь никто не дорожится наставлениями о преступном и законном, не в пример другим своим познаниям- Теперь всем нам на пользу взаимная непреступность и доблесть, а потому каждый готов наставлять и научать другого непреступноиу и законному. А раз мы обнаружим в такой же степени всю готовность обучать друг друга игре на флейте, то неужели, Сократ, но твоему, у сыновей хороших флейтистов будет больше шансов для совершенствования в игре на флейте, чем у сыновей дурных флейтистов^ Не думаю; но чей сын но своим дарованиям больше расположен к игре на флейте, тот и выдвинется, а чей меньше, тот и останется в тени. И часто у хороших флейтистов сыновья будут играть плохо и, на оборот, у плохих — хорошо. При всём том, однако, флейтистами будут все на столько, на сколько это нужно, чтобы называться флейтистом в сравнении с людьми, совершенно не занимающимися игрою на флейте и не смыслящими в вей ничего. Точно также и теперь, поверь, тот, кто среди воспитанных людьми и законами кажется весьма преступным, всё же будет непреступным и тоже своего рода знатоком дела в сравнении с людьми, у которых нельзя бы предположить ни воспитания, ни судилищ, ни законов, ни вообице необходимости изо всех сил заботиться о доблести, а которые жили бы, как те дикари, что в прошлом году поставил на сцену в Линийский праздник[1] поэт Ферекрат. В самом деле, очутившись между такими субъектами, как те нелюдимы в хоре уиомянутой комедии, ты был бы рад, встретясь там с Евриватом и Фринондом[2]. и за-
