ной публикѣ“, которая „еще изъ стараго не прочитала даже сотой доли“ замѣчательнаго.
На нашъ взглядъ, замыселъ О. К. Нотовича не устарѣлъ, а сталъ еще болѣе умѣстнымъ, только совсѣмъ по другой причинѣ. Что̀ въ 1876 г. было средствомъ возбужденія серьезности, то теперь стало едва-ли не обязательнымъ способомъ удовлетворенія уже созрѣвшей благородной потребности. Это доказывается двумя, поразительными для смотрящихъ на Россію постарому явленіями, которыя послужатъ самымъ отраднымъ отличіемъ культуры „конца вѣка“. По общимъ историческимъ законамъ, у насъ, какъ и на Западѣ, выступилъ, съ полнымъ успѣхомъ, вопросъ о Широкомъ Университетѣ (University Extention) или о высшемъ самообразованіи; а рядомъ пошло необычайное распространеніе недорогихъ, но серьезныхъ книгъ по всѣмъ отраслямъ знанія. Уже слышится тревога въ средѣ нашихъ „толстыхъ“ журналовъ; словно они чуютъ, что ихъ благородная роль кончается, какъ было и на Западѣ; книга, наряду съ газетой, забиваетъ ихъ.
Ясно, что въ послѣдніе годы у насъ
