| 1015 | БРА | БОГОСЛОВСКАЯ | БРА | 1016 |
стигло тогда особенной напряженности и выразилось въ энергичныхъ проклятіяхъ, которыми русскіе клеймили все латинское. Въ числѣ другихъ, съ большею противъ прежняго силою, повторено и проклятіе на брадобритіе; оно было причислено къ категоріи тѣхъ ересей, отъ которыхъ долженъ былъ отрекаться всякій латинянинъ, искавшій общенія съ церковію православною. «Проклинаю богоненавидимую блюдолюбнаго образа ересь, еже остригати браду, ей же бысть начальникъ беззаконный Петръ Гугнивый, римскій папа, во царѣхъ же тоя ереси начальникъ Константинъ Ковалинъ иконоборецъ‚ и въ той ереси и прочіе римскіе папы погрязоша, и вси латинскіе епископы и попове, мнози же и мірстіи же человѣцы, умъ погубивше, ниспадоша въ таковое прокаженіе лица своего, губяще доброту Богомъ созданнаго имъ образа, еже добротою украси Богъ человѣка по своему образу и по подобію». Затѣмъ при Мірскомъ Потребникѣ 1639 года и при Служебникѣ 1647 года было помѣщено поученіе — «не брити брады и усовъ не подстригати».
Все это было до патріарха Никона, когда возникъ русскій расколъ, доселѣ упорно защищающій бороду отъ бритвы. Но точно такъ же было и послѣ Никона, т. е., во всю вторую половину XVII вѣка. Въ это время и православное общество смотрѣло на брадобритіе еще съ древне-русской точки зрѣнія. Достаточно указать на слово о брадобритіи, приписываемое патріарху Адріану. Изъ этого слова прежде всего видно, что русскіе вполнѣ усвоили то художественное воззрѣніе на бороду, по которому она служила признакомъ зрѣлости и духовнаго совершенства человѣка. Именно, о мужчинѣ и женщинѣ здѣсь говорится, что «Богъ, сотворилъ мужа и жену, положивъ разнство видное между ими, яко знаменіе нѣкое: мужу убо благолѣпіе, яко начальнику — браду израсти, женѣ же, яко несовершеннѣй, но подначальнѣй, онаго благолѣпія не даде, яко да будетъ подчиненна, зрящи мужа своего красоту, себе же лишену тоя красоты и совершенства, да будетъ смиренна всегда и покорна». Затѣмъ изъ граматы того же патріарха Адріана видно, что смотря на брадобритіе, какъ на еретическій обычай западнаго происхожденія, русскіе ставили образцомъ для самихъ себя не что иное, какъ иконныя изображенія, которыми наглядно и поучались. «Взирайте часто на икону страшнаго Христова пришествія втораго, — дѣлается здѣсь обращеніе къ брадобрійцамъ‚ — и видите праведныя на деснѣй странѣ Христа стоящія, всѣ имуще брады, на на шуйцѣ же стоящіе бесермены и еретики, лютеры и поляки, и иные подобные имъ брадобритики, точно имущіе едины усы, яко имутъ коты и псы, и внемлите‚ кому подобны себе творите и въ коей части написуетеся». Кромѣ того въ вышеназванномъ словѣ патріарха Адріана святость храненія древнихъ обычаевъ подтверждается національными святыми: «еллинъ убо сіе и иныхъ нехристіанскихъ народовъ гнусное дѣло, яко показуется отъ повѣсти о святыхъ новоявленныхъ мученицѣхъ Антоніи, Іоаннѣ и Евстафіи, самобратіяхъ: тіи бо по принятіи святаго крещенія пострадаша въ Вильнѣ за брадобритіе и ношеніе тафей отъ нехристіанскаго еще литовскаго князя Ольгерда». Послѣ этого неудивительно, если даже въ концѣ XVII вѣка мы встрѣчаемся еще съ такими фактами, какъ дѣло 1687 года о заключеніи, по указу великоустюжскаго архіепископа Александра, подъ монастырскій началъ городничаго Устюга Великаго, Андрея Кузмина, за брадобритіе, ибо тѣмъ, сказано въ указѣ, онъ «учинилъ мерзость Господеви, противящеся христіанскому закону и поругаючись святыхъ отецъ преданію, еретическому же обычаю подражая».
Теперь понятны и сила и самый характеръ того протеста, какимъ въ русскомъ обществѣ было встрѣчено распоряженіе Петра Великаго объ обязательномъ брадобритіи и о штрафахъ за ношеніе бороды. Протестъ стоялъ на исторической почвѣ, подготовленной вѣками, и былъ въ полномъ объемѣ наслѣдіемъ національной старины. На той же старинѣ возникъ и протестъ
