| 635 | БЛА | БОГОСЛОВСКАЯ | БЛА | 636 |
бина богатства и премудрости и разума Божія, яко неиспытани судове Его и неизслѣдовани путіе Его. Кто бо разумъ умъ Господень или кто совѣтникъ Ему бысть? Или кто прежде даде Ему, и воздастся Ему? Яко изъ Того и Тѣмъ и въ Немъ всяческая»... (Рим. 11, 33—36). Представляя въ своей душѣ, насколько то возможно и доступно, эти божественныя совершенства, мы проникаемся чувствами — удивленія предъ ними, восторга и любви къ ихъ Обладателю, овладѣвающими нашимъ существомъ все болѣе и болѣе, по мѣрѣ того, какъ постигаемъ неизреченныя Божіи свойства. Такая то безпредѣльная наша преданность Богу, наша безпредѣльная къ Нему любовь, возбуждаемая въ насъ и поддерживаемая только и только Его неизмѣримыми совершенствами, Его божественною красотою, безотносительно къ тѣмъ благамъ, какія мы отъ Него получили и получаемъ и какія надѣемся получить, и есть благоговѣніе наше предъ Небеснымъ Отцомъ. Проникнутые этимъ чувствомъ благоговѣнія къ Нему, мы безусловно и безъ колебаній одобряемъ всѣ Его дѣйствія въ мірѣ, всецело ими восхищаемся и восторгаемся. Зная, что въ мірѣ царитъ божественный промыслъ — и общій, и частный, — все направляющій и устраивающій строго-цѣлесообразно, — вѣря‚ что, помимо Божіей воли, не происходятъ въ міровой и человѣческой жизни даже и самыя ничтожныя явленія, — мы находимъ міровой порядокъ прекраснымъ. Намъ не придетъ даже и въ голову какъ-нибудь хулить что-либо изъ происходящаго подъ божественнымъ водительствомъ. Тѣмъ болѣе мы не позволимъ себѣ поддаться даже и тѣни какой-либо дурной мысли въ тѣхъ случаяхъ, когда дѣло идетъ какъ о Самомъ Богѣ, такъ и томъ, что къ Нему имѣетъ самое непосредственное отношеніе. Такъ именно поступаемъ, если хотимъ быть благоговѣйными. Благоговѣйный человѣкъ никогда не станетъ относиться съ какимъ-либо даже хоть слабымъ намекомъ на шутку къ вопросамъ религіознаго характера, къ вопросамъ, имѣющимъ отношеніе къ домостроительству нашего спасенія, къ самому послѣднему. Ко всѣмъ этимъ и подобнымъ имъ вопросамъ онъ, напротивъ, относится всегда съ подобающею серьезностью, будетъ ли это вопросъ о молитвѣ, въ которой, какъ извѣстно, ближайшимъ образомъ проявляется наше благоговѣйное настроеніе, или — о посѣщеніи Божіихъ храмовъ и стояніи въ нихъ какъ въ часы богослуженій, такъ и въ другое время, или — о священныхъ лицахъ, священныхъ предметахъ, священныхъ дѣйствіяхъ, совершаемыхъ служителями Христовой Церкви и проч. Та или другая степень благоговѣйнаго настроенія служитъ прямымъ и истиннымъ показателемъ дѣйствительно религіознаго богатства человѣка. О воспитаніи такого настроенія, которымъ, — мимоходомъ сказать, — представители нашего современнаго поколѣнія отличаются въ сомнительной часто степени, намъ и надлежитъ заботиться, такъ какъ оно только можетъ служить надежнымъ залогомъ нашего духовнаго преуспѣянія и необходимымъ его условіемъ. Впрочемъ, должно замѣтить, что намъ трудно создать въ себѣ чистое благоговѣйное настроеніе: такъ какъ мы ни на одно мгновеніе не можемъ забыть того, что сдѣлалъ для насъ воплотившійся Сынъ Божій, того, чѣмъ мы во все время нашего бытія обязаны Небесному Отцу, то, въ силу этого, къ названному нашему настроенію обыкновенно всегда примѣшивается элементъ признательности, благодарности, который усиливаетъ его — настроеніе — въ еще бо́льшей степени, нисколько не вредя его внутреннему достоинству, не окрашивая его элементомъ эгоистическимъ, корыстнымъ, если понимать послѣдній въ сколько-нибудь грубомъ смыслѣ слова, что́ понятно всякому, кто знакомъ съ духомъ христіанскаго ученія о спасеніи человѣка; моментъ «благодарности», по выраженію одного моралиста (Мартенсена), «расплавливается въ универсальномъ» характерѣ «благоговѣнія» и отсюда не отзывается неблагопріятно на существѣ послѣдняго. Другое дѣло было бы, еслибъ мы
