съ спокойствіемъ и терпѣніемъ. Другой на моемъ мѣстѣ не употребилъ бы, можетъ быть, столько дѣятельности; но были три причины, которыя воспламеняли безпрестанно мое рвеніе въ сію губительную эпоху: это была слава моего Отечества, важность поста, препорученнаго мнѣ Государемъ, и благодарность къ милостямъ Императора Павла Iго. Столько было дѣлъ, что не доставало времени сдѣлаться больнымъ, и я не понимаю, какъ могъ я перенести столько трудовъ. Отъ взятія Смоленска до моего выѣзда изъ Москвы, то есть, въ продолженіе двадцати трехъ дней я не спалъ на постелѣ; я ложился, ни мало не раздѣваясь, на канапѣ, будучи безпрестанно пробуждаемъ то для чтенія депешей, приходящихъ тогда ко мнѣ со всѣхъ сторонъ, то для переговоровъ съ курьерами и немедленнаго отправленія оныхъ. Я пріобрѣлъ увѣренность, что есть всегда способъ быть полезнымъ своему Отечеству,
с спокойствием и терпением. Другой на моём месте не употребил бы, может быть, столько деятельности; но были три причины, которые воспламеняли беспрестанно моё рвение в сию губительную эпоху: это была слава моего отечества, важность поста, препорученного мне государем, и благодарность к милостям императора Павла I-го. Столько было дел, что не доставало времени сделаться больным, и я не понимаю, как мог я перенести столько трудов. От взятия Смоленска до моего выезда из Москвы, то есть, в продолжение двадцати трёх дней я не спал на постеле; я ложился, нимало не раздеваясь, на канапе, будучи беспрестанно пробуждаем то для чтения депешей, приходящих тогда ко мне со всех сторон, то для переговоров с курьерами и немедленного отправления оных. Я приобрёл уверенность, что есть всегда способ быть полезным своему отечеству,
