а потомъ еще триста. По моемъ возвращеніи въ Москву я нашелъ и говорилъ съ тремя нещастными изъ числа тридцати, обозначенныхъ въ процессѣ: одинъ былъ служитель Князя Сибирскаго, оставленный при домѣ, другой, старый подметальщикъ въ Кремлѣ, третій, магазинный сторожъ.
Всѣ трое, допрашиваемые порознь, мнѣ сказали одно и то же въ 1812 году, что и два года послѣ того, то есть, что они взяты были въ первые дни Сентября мѣсяца (стар. штиля), одинъ во время ночи на улицѣ, двое другихъ въ Кремлѣ днемъ. Они оставались нѣкоторое время въ кордегардіи въ самомъ Кремлѣ; наконецъ однимъ утромъ препроводили ихъ съ десятью другими Русскими въ Хамовническія казармы; къ нимъ присоединили еще семнадцать другихъ человѣкъ, и отвели ихъ подъ сильнымъ прикрытіемъ къ Петровскому монастырю, находящемуся на бульварѣ. Тамъ они простояли почти цѣ-
а потом ещё триста. По моём возвращении в Москву я нашёл и говорил с тремя несчастными из числа тридцати, обозначенных в процессе: один был служитель князя Сибирского, оставленный при доме, другой, старый подметальщик в Кремле, третий, магазинный сторож.
Все трое, допрашиваемые порознь, мне сказали одно и то же в 1812 году, что и два года после того, то есть, что они взяты были в первые дни сентября месяца (стар. штиля), один во время ночи на улице, двое других в Кремле днём. Они оставались некоторое время в кордегардии в самом Кремле; наконец одним утром препроводили их с десятью другими русскими в хамовнические казармы; к ним присоединили ещё семнадцать других человек, и отвели их под сильным прикрытием к Петровскому монастырю, находящемуся на бульваре. Там они простояли почти це-
