няховский с женой, его дочь с крохотным младенцем на руках и ее муж — тощий, длинноногий человек с застывшей скорбью в карих глазах.
Знаю, достанется мне от Миши за своеволие, но я не могу отказать, когда старики плачут…
Меня мучает желание спрыгнуть с козел и уйти, куда глаза глядят. Не хочу быть прикованным к Окуневу и участвовать в его обогащении. И вообще, надоел мне Крым!
В восемь часов вечера, за полчаса до отхода поезда, мы подъезжаем к вокзалу. И первый человек, кого я вижу, — это Миша. При виде моих «пассажиров» у Миши глаза становятся круглыми, а лицо вытягивается.
— Что это значит? — грозно спрашивает он.
— Их выселяют… Исправник хотел арестовать… Мне стало жалко…
— Жалко?!. — уже кричит на меня Миша. — А лошадей не жалко?.. Посмотри, в каком они виде… В поту купаются… Негодяй!.. Как ты смеешь!.. Рожу твою поганую набью!..
Окунев забывает, где находится, не видит любопытных, собирающихся на его крик; у него вид человека, внезапно впавшего в буйное состояние.
Сгораю со стыда. Перед моими затуманенными глазами проходят с виноватыми
