бавляет она, хитро прищурив смеющиеся глаза.
Приезжаем в Ялту. Бельская останавливается в гостинице, лично расплачивается со мной, дружески похлопывает меня по плечу и повторяет свою любимую фразу — «не робей»…
Я плохо соображаю, в глазах у меня горячие круги; механически кланяюсь, желаю всего хорошего и медленно спускаюсь по мраморной лестнице.
А по породу расклеены анонсы, и всюду мелькают на белом фоне большие красные буквы: «Серафима Бельская».
Цыбульский советует остаться до вечера — ему мерещатся обратные пассажиры. Но я хочу скорее удрать отсюда и велю Захару запречь свежую тройку лошадей.
Через час сижу один в коляске. Лошади шагом берут подъем. Мне так грустно, что хочется плакать. Едем мимо ореандовских виноградников, и я, скорее по привычке, чем по желанию, велю кучеру остановиться. По узкой крутой меже ползу вверх к светящимся спелым гроздьям, опаленным солнцем. Ложусь на спину и приступаю к уничтожению любимого мною дессертного винограда, крупного и сладкого. Ем прямо с куста, не срывая гроздей. Янтарные ягоды с красными щечками до того сочны, так приятна тишина, отрывающая меня от действительности, и так кротко светятся голу-
