Двойре уже более смело глядит на меня широко раскрытыми серыми глазами. Она видимо сильно взволнована: по ее большой мягкой груди замечаю учащенное дыхание.
— Почему меня должна пугать Америка? — тихо переспрашивает она и добавляет: — Я круглая сирота, и для меня весь мир — родина…
Двойре из шитья берет маленький обрезок и прикладывает его к глазам. В это время входит Хане.
— Уже плачет… Ах, это мое несчастие… Она живет на белом свете одна… Живет подобно камню в пустыне… Вы, кажется, тоже сирота?..
— Да, у меня мать умерла, когда я еще был маленьким, — отвечаю я и поднимаюсь с места.
— Вы куда? — с некоторой тревогой в голосе спрашивает хозяйка.
— Мне обязательно надо… Ведь я Перельмана запер… Проснется — придет в ярость…
— Это, положим, правда: не надо живого человека запирать на замок… Мало ли что может случиться… Но вы должны все-таки с ним поговорить. Он не имеет права вас держать в заключении… Знаете что, — спохватывается Хане: — я сама с ним поговорю. Завтра же пойду и скажу ему. Ну, а теперь пойдемте, я вас немножко провожу. А вы, Двойре, не будьте
