могучій Конналъ, «остановись, мой темно-красный другъ. Побудь въ этомъ лучѣ неба, сынъ открытой вѣтрамъ Кромлы. Въ какой пещерѣ твое одинокое жилище? Какой холмъ съ зеленой вершиной — мѣсто твоего покоя? Не услышимъ-ли мы тебя въ бурѣ? не услышимъ-ли въ шумѣ горнаго потока, когда слабые сыны вѣтра являются и, едва видные, проходятъ надъ пустыней?»
Сладко-гласый Конналъ всталъ въ своемъ звонкомъ оружіи. Онъ ударилъ въ свой щитъ надъ Кухулиномъ. Сынъ битвы проснулса. «Зачѣмъ», сказалъ повелитель колесницы,— «приходитъ Конналъ ко мнѣ ночью? Мое копье могло-бы отвѣтить на этотъ звувъ, и Кухулинъ оплакалъ-бы смерть друга. Говори, Конналъ, сынъ Кольгара, говори: твой совѣтъ — лучъ неба». — «Сынъ Семо!» возразилъ вождь, «тѣнь Кругала вышла изъ своей пещеры. Звѣзды тускло мерцали сквозь его туманный обликъ. Его голосъ былъ подобенъ звуву отдаленнаго потока. Онъ вѣстникъ смерти. Онъ говорилъ о темномъ и узкомъ жилищѣ. Ищи мира, вождь Эрина, или бѣги по вереску Лены».
«Онъ говорилъ съ Конналомъ», возразилъ герой, «хотя звѣзды мерцали сквозь его туманный обликъ! Сынъ Кольгара, — это вѣтеръ шелестѣлъ въ твоемъ ухѣ. А если это былъ обликъ Кругала, то зачѣмъ не заставилъ ты его явиться мнѣ? — Спросилъ-ли ты его, гдѣ его пещера, гдѣ жилище этого сына вѣтра? Мой мечъ нашелъ-бы этотъ голосъ и заставилъ-бы Кругала высвазать все, что онъ знаетъ. Но не велико его знаніе, Конналъ, онъ былъ здѣсь сегодня. Онъ не могъ еще уйти за наши холмы! И кто могь предсказать тамъ ему наше паденіе?» — «Духи летаютъ на облавахъ и мчатся навѣтрѣ», сказалъ голосъ мудрости, Конналъ. — «Они сходятся въ своихъ пещерахъ и говорятъ о смертныхъ».
«Такъ пускай толкуютъ они о смертныхъ, о всякомъ человѣкѣ, кромѣ вождя Эрина. Пусть будетъ онъ забытъ въ ихъ пещерѣ. Я не побѣгу отъ Сварана. Если я долженъ пасть, моя могила останется напоминать о моей славѣ будущимъ временамъ. Охотникъ прольетъ слезу на моемъ камнѣ. Печалью наполнится жилище высокогрудой прекрасной Брагелы. Не смерти боюсь я, боюсь бѣгства. Фингалъ видѣлъ меня побѣдителемъ.
