«Кроннанъ», сказалъ Уллинъ «былыхь временъ», «спой пѣсню Сильрика, когда вернулся онъ къ своимъ холмамъ, a Винвелы уже не было больше. Онъ нагнулся къ ея сѣрому мшистому камню, онъ думалъ, что Винвела жива: онъ видѣлъ, какъ она красиво шла по равнинѣ, но ея блестящій образъ скоро исчезъ[1] — солнечный лучъ скрылся съ поля, и ея стало не видно. Выслушай пѣснь о Сильрикѣ; она нѣжна, но печальна».
«Я сижу у мшистаго источника, на вершинѣ холма вѣтровъ; одинокое дерево шелеститъ надо мною, темныя волны катятся надъ верескомъ. Внизу взволнованное озеро, олень спускается съ холма, но не видно охотника въ отдаленіи. Полдень, но все безмолвно. Печальны мои одинокія мысли, но ты являешься, о моя милая, моя странница, ты являешься надъ верескомъ, твои волосы развѣваются по вѣтру за тобой, твоя грудь колеблется отъ вздоховъ, твои глаза полны слезъ о твоихъ друзьяхъ, которыхъ скрылъ туманъ холма. Тебя хотѣлъ-бы утѣшить я, моя милая, и доставить въ домъ твоего отца. Но она-ли это явилась, подобная лучу свѣта на верескѣ, прекрасная какъ луна осенью, какъ солнце въ лѣтнюю бурю? Черезъ скалы, черезъ горы идетъ ко мнѣ дѣва; она говоритъ, но какъ слабъ ея голосъ, точно вѣтеръ въ тростникѣ озера! «Возвращаешься-ли ты невредимымъ съ войны? Гдѣ твои друзья, мой милый? Я слышала о твоей смерти на холму, я слышала и оплакивала тебя, Сильрикъ!» — «Да, моя красавица, я вернулся, но одинъ изъ моего рода, ты не увидишь ихъ болѣе: я воздвигнулъ ихъ могилы на равнинѣ. Но зачѣмъ ты на пустынномъ холму? зачѣмъ одна ты въ верескѣ?»
«Одна я, о Сильрикъ, одна я въ темномъ жилищѣ отъ горя о тебѣ. Погибла я, о Сильрикъ, и лежу, блѣдная, въ могилѣ.» Она полетѣла, она понеслась прочь, какъ туманъ передъ вѣтромъ. «Отчего ты не остановишься, Винвела? Остановись и посмотри на мои слезы. Прекрасною ты являешься, Винвела, прекрасна ты была, когда жила. У мшистаго источника
- ↑ По вѣрованію кельтовъ, духи умершихъ любятъ являться въ уединенныхъ мѣстахъ.
