из ослепительного светящегося золота, и гаснут до следующего выстрела.
Из дула летят снопы искр. Я ослеплен.
«Ура-а!» в пехоте усиливается.
Скоро офицер, командующий стрельбой, выкрикивает:
— По телефону передали, что наши заняли первую линию немецких окопов. Девяносто восемь человек взято в плен. Захвачено четыре пулемета.
В сердце вспыхивает радость.
Батарея работает с удвоенной энергией и ведет огонь безукоризненно быстро и точно.
Через час. Молодой голос прапорщика:
— Наши заняли вторую линию немецких окопов. Высота занята нами. Немцы отступают.
Бой продолжается до утра и стихает. Полк залег между второй и третьей линией противника.
И опять бой. Опять грохот…
«ИЛЬИ МУРОМЦЫ»
Пройдя пятьдесят с чем-то верст по лесистым и болотистым дорогам, наша батарея остановилась в убогой, серенькой деревеньке.
Деревянные избы с соломенными крышами.
Рябины с гроздьями огненных ягод. В полях жито и васильки, розовая гречиха… На огородах репа да полосы алого, белого и фрезового мака.
Серенькие тучки. Север.
Возле деревни, за ручьем, посреди зеленой и зыбкой топи, аэропланная позиция, которую мы должны занять.
В середине находится наш авиационный отряд с аппаратами типа «Илья Муромец» Сикорского.
Признаться, не без волнения я узнал об этом.
Аппарат «Илья Муромец». Это ведь наша национальная гордость. Наше, быть может единственное, свое слово в области воздухоплавания. Да какое слово! До сих пор, кажется, нигде, кроме России, нет такого устойчивого и грузоподъемного аппарата тяжелее воздуха, чем «Илья Муромец».
Орудия установлены. Разбиты палатки. Все готово. Остается ждать врага и надеяться хоть одним глазком поглядеть на чудо, которое мы призваны охранять.