строилась перед «алтарем». Началась служба. Пели трое — бас, тенор и дискант. Выходило очень грустно и хорошо.
Щел дождь. Было холодно. Все промерзли, промокли, у всех на розовых от холода ушах блестели, как серьги, дождевые капли.
Шел дождь. Слева стреляли из орудий.
Как-то странно: орудие — и возле него «алтарь», икона и священник с крестом.
Недавно нам пришлось отбивать атаку немцев.
Огонь был упорный и сосредоточенный. Ураганный.
После этого я записал в дневник: «Во время боя является ничем не объяснимая, твердая уверенность, что убить или ранить — не может, «не должно». От этого является хладнокровие, которое иные называют «героизмом». После боя, когда опасность прошла, — мысль: «А ведь убить или ранить — могло; даже странно, что не ранило и не убило. Счастливая случайность! Как это я остался жив?»
Вот психология войны.
Может быть, это неверно, но я чувствовал так.
«В РЕЗЕРВ»
За день до назначенного срока нам уже было известно, что мы уходим в резерв. Откровенно говоря, жаль было оставлять хорошие светлые землянки, хотя позиция и была довольно опасной.
Раза три в день немец непременно обстреливал место вокруг нас. То слышались разрывы где-то впереди, со стороны пехотных окопов, то справа рассыпалась железной дробью по лесу шрапнель, то почти рядом с нами гранаты взрывали облака снега на шоссе. Палил немец и прямо по нас, но безрезультатно.
И дни стояли славные, яркие, солнечные, но снежные, которым так подходит название «зимняя весна».
Представьте себе — полотно железной дороги. Справа — березовый и сосновый леса, за ними на десять верст видны синеватые перелески, деревни и снега. Слева — проволочные заграждения, ходы сообщения и лужи, блестя-