260Въ тридцатыхъ годахъ, совсѣмъ напротивъ, опьяненіе власти, шло обычнымъ порядкомъ, будничнымъ шагомъ ; кругомъ глушь, молчаніе,—все было безотвѣтно, безчеловѣчно, безнадежно и притомъ чрезвычайно плоско, глупо и мелко. Взоръ, искавшій сочувствія, встрѣчалъ лакейскую угрозу или испугъ, отъ него отворачивались или оскорбляли его. Печеринъ задыхался въ этомъ неаполитанскомъ гротѣ рабства, имъ овладѣлъ ужасъ, тоска, надобно было бѣжать, бѣжать во что бы ни стало, изъ этой проклятой страны. Для того чтобъ уѣхать, надобны деньги. Печеринъ сталъ давать уроки, свелъ свою жизнь на одно крайне необходимое, мало выходилъ, миновалъ товарищескія сходки, и накопивши немного денегъ — уѣхалъ.Черезъ нѣкоторое время, онъ написалъ гр. С. Строгопову письмо ; онъ увѣдомлялъ его о томъ, что онъ не воротится больше. Благодаря его, прощаясь съ нимъ, Печеринъ говорилъ о невыносимой духотѣ, отъ которой онъ бѣжалъ, и заклиналъ его беречь несчастныхъ молодыхъ проФессоровъ, обреченныхъ своимъ развитіемъ на тѣже страданія, быть ихъ щитомъ отъ ударовъ грубой силы.Строгоновъ показывалъ это письмо многимъ изъ профессоровъ.Москва па нѣкоторое время замолкла объ иемъ, и вдругъ мы услышали, съ какимъ-то безкопечпо тяжелымъ чувст- вомъ что Печеринъ сдѣлался іозуитомъ, что онъ на искусѣ въ монастырѣ. Бѣдность, безучастіе, одиночество сломили его ; я перечитывалъ его “Торжество Смерти I” и спрашивалъ себя — неужели этотъ человѣкъ можеть быть католикомъ, іезуитомъ ? Вѣдь онъ уже ушелъ изъ царства, въ которомь исторіл дѣлается подъ палкой кварт<ш>нагя, и подъ надзо- ромъ жандгръа. Зачѣмъ же ему такъ скоро зангдобилгсн другая власть, другое указапіо?Ргзобщеппыъъ показался себѣ, сирымъ русскій человѣкъ въ сортировапномъ и по горло занятомъ Западѣ, ему было слишкомъ безродно. Когда веревка, на которой оиъ былъ
