СЕМЕЛА.
Средь изумленныхъ небожителей? О боги! Пусть теперь сокроетъ Оркусъ Мои сѣдины—я жила довольно: Во всемъ величіи нисходитъ сынъ Сатурна Къ ней, къ ней,—она сосала грудц мою! Къ ней!
Семела. О, Бероя, онъ явился мнѣ, Красавецъ, краше всѣхъ аврориныхъ дѣтей.. Да, въ этотъ мигъ онъ былъ небеснѣй и свѣтлѣй, Чѣмъ Гесперъ, ароматомъ окруженный И членами въ эѳирѣ погруженный! Онъ гордо шелъ, какъ бы Гиперіонъ, Когда за мощными плечами Звенятъ колчанъ и лукъ; зефиромъ окрыленъ, Блисталъ покровъ, віясь за нимъ клубами,— Такъ океанъ сребристыми волнами Блистаетъ; серебра пріятный звонъ Его слова; ихъ переливъ свѣтлѣе Живой мелодіи на лирѣ у Орфея.
Юнона. Ахъ, дочь моя! Какъ все въ тебѣ полно Минувшаго небеснымъ наслажденьемъ! Что жъ дѣлалось тогда съ твоими слухомъ, зрѣньемъ, Когда воспоминаніе, одно Тѣснится въ грудь дельфійскимъ вдохновеньемъ? Но что же ты не склонишь разговоръ
