ГЕРМАНЪ и ДОРОТЕЯ. IX.
Но равнодушно сосѣдъ началъ говорить, не вставая: «Вѣчно покойнаго я отца поминаю въ минуты Всякихъ тревогъ съ благодарностью: онъ еще въ мальчикѣ корень Нетерпѣнья во мнѣ до послѣдняго отпрыска вырвалъ, Такъ что мудрецъ ни одинъ ожидать, какъ я, не сумѣетъ». «Какъ же», пасторъ спросилъ, «ухитрился старикъ, разскажите?» «Я разскажу вамъ охотно и пусть себѣ это замѣтитъ Каждый», отвѣтилъ сосѣдъ. «Я мальчикомъ разъ, въ воскресенье, Съ нетерпѣньемъ стоялъ и не могъ дождаться кареты, Нанятой въ тотъ день везти насъ къ колодцу подъ липки. Только она не являлась, а я, какъ хорекъ, поминутно Бѣгалъ по лѣстницѣ вверхъ и внизъ и отъ двери къ окошку. Руки свербѣли мои, столы я царапалъ, топтался Взадъ и впередъ и едва-едва не катилися слезы. Все это мужъ разсудительный видѣлъ; когда же я слишкомъ Сталъ дурачиться, онъ меня, за руку взявши, покойно Прямо къ окошку подвелъ, съ такой мнѣ памятной рѣчью: «Видишь ли тамъ напротивъ сегодня закрыта столярня? Завтра ее отопрутъ—заходятъ пила и рубанокъ Отъ зари до зари во все рабочее время. Только подумай о томъ: когда-нибудь утро настанетъ, Мастеръ, со всѣми рабочими вставши, возьмется за дѣло,—- Гробъ готовить тебѣ и кончить скоро и ловко, И понесутъ къ намъ оттуда заботливо домъ деревянный, Гдѣ терпѣливый равно и нетерпѣливый покойно Въ скоромъ времени будутъ лежать подъ тяжелою крышей».
