ГЕРМАНЪ и ДОРОТЕЯ. III.
И боюсь я весьма, чтобъ мой Германъ такимъ не остался». Добрая, умная мать отвѣчала на это немедля: «Къ сыну, однако, никакъ ты быть справедливымъ не хочешь. Этимъ путемъ ни за что не достигнешь желаемой цѣли: Мы не можемъ дѣтей измѣнять по собственной волѣ, Какъ они созданы Богомъ, такими должны мы любить ихъ, О воспитаньи радѣть, наклонностей въ нихъ не стѣсняя. Тотъ имѣетъ одну способность, а этотъ другую, Каждый своею живетъ и каждый по своему только Добръ и счастливъ. Напасть на Германа я не позволю. Знаю, онъ достоинъ того, что получитъ въ наслѣдство, И хозяиномъ будетъ отличнымъ, примѣрнымъ для гражданъ; Я предвижу, что онъ и въ совѣтѣ не будетъ послѣднимъ. Но пересудами ты, какъ сегодня, да вѣчною бранью Ежедневно у бѣднаго духъ отнимаешь послѣдній.» И она удалилась изъ комнаты слѣдомъ за сыномъ, Чтобы его отыскать гдѣ-нибудь и словами участья Снова обрадовать. Сынъ почтительный этого стоилъ. Только что вышла она, отецъ, улыбаясь, замѣтилъ: «Странный, однако, народъ эти женщины, такъ же, какъ дѣти! Каждому хочется жить, поблажая собственной волѣ, И потомъ еще ждутъ, чтобъ любили ихъ да хвалили. Какъ постоянно вездѣ справедлива пословица древнихъ: Кто впередъ нейдетъ, тотъ назадъ подается. И правда!» И въ раздумья на эти слова замѣтилъ аптекарь: «Съ вами я, сосѣдъ, охотно согласенъ и самъ я Радъ улучшенью, когда оно ново и дешево стоитъ;
