Значитъ, есть страданіе, которому сладко предаваться всею душою, есть муки, которыя выше и дороже спокойствія, въ которыхъ больше счастія, чѣмъ въ иныхъ радостяхъ. Лучше плакать о несбывшеыся блаженствѣ, чѣмъ отказаться отъ высокаго стремленія души; бываютъ потери, въ которыхъ мы не хотимъ никакого утѣшенія, какъ бываетъ и смерть, которая лучше жизни.
Поэзія учитъ насъ этому упоенію горя, этому «безумному счастью». Мы поднимаемся съ нею въ какую-то сферу, гдѣ все прекрасно, и страданіе, и радость, гдѣ ничтоженъ всякій нашъ личный интересъ, а царствуютъ лишь вѣчные, божественные образы истинно - человѣческихъ чувствъ и стремленій.
Этотъ міръ—намъ родной, но дѣйствительность не даетъ намъ въ немъ оставаться. Очень хорошо поэтъ сравниваетъ себя съ соловьемъ, который всю ночь «терзается» (II, 35) надъ розой,—
Но толы:о-что сумракъ разгонитъ денница,
Смолкаетъ зарей отрезвленная птица:
И счастью, и пѣснѣ конецъ (I, 131).
Н. Н. Страховъ.
