Рука съ рукой въ лѣсу бродили мы,
Встрѣчая грязь, переходя канавы,
Ломали сучья, мяли сушь и травы,
Смѣялись мы надъ призракомъ зимы.
И, подойдя къ исписанной скамейкѣ,
Мы сѣли тамъ и любовались всѣмъ,
Какъ хорошо, тепло, какъ воздухъ нѣмъ,
Какъ въ вышинѣ спятъ облачныя змѣйки!
Въ безмолвіи слова такъ хороши,
Такъ дороги въ уединеньи ласки,
И такъ блестятъ возлюбленные глазки
Осеннимъ днемъ, въ осмѣянной глуши.
Кругомъ болѣзнь, упрямыя вороны,
Столбы березъ, осины багрянецъ,
За дымкою мучительный конецъ,
Въ молчаніи томительные стоны.
Однимъ лишь намъ — душистая весна,
Однимъ лишь намъ — душистыя фіалки!
И плачетъ лѣсъ, завистливый и жалкій,
И внемлетъ намъ сквозь слезы тишина.
Мы перешли на старое кладбище,
Гдѣ ждали насъ холодные кресты.
Почіютъ здѣсь безумныя мечты,
И здѣсь душа прозрачнѣе и чище.
Рука с рукой в лесу бродили мы,
Встречая грязь, переходя канавы,
Ломали сучья, мяли сушь и травы,
Смеялись мы над призраком зимы.
И, подойдя к исписанной скамейке,
Мы сели там и любовались всем,
Как хорошо, тепло, как воздух нем,
Как в вышине спят облачные змейки!
В безмолвии слова так хороши,
Так дороги в уединеньи ласки,
И так блестят возлюбленные глазки
Осенним днем, в осмеянной глуши.
Кругом болезнь, упрямые вороны,
Столбы берез, осины багрянец,
За дымкою мучительный конец,
В молчании томительные стоны.
Одним лишь нам — душистая весна,
Одним лишь нам — душистые фиалки!
И плачет лес, завистливый и жалкий,
И внемлет нам сквозь слезы тишина.
Мы перешли на старое кладбище,
Где ждали нас холодные кресты.
Почиют здесь безумные мечты,
И здесь душа прозрачнее и чище.
